Послание - Джек Керли

– Это во многом моя вина, Карсон, – сказала Клэр. – Моя собственная глупая и смешная вина.

Плавающий в воздухе аромат цветов резко контрастировал с ее горькими словами.

– Я вашей вины не вижу, Клэр.

Она перевела взгляд на серую, как тучи, воду.

– Выходя замуж за Зейна, я знала, что он слабый человек. Я даже догадывалась о его бисексуальности… Всякие сплетни… Хотя здесь, возможно, речь идет скорее об асексуальности, отсутствии пола. Но он был таким ne plus ultra[27]… из категории мужчин, о которых девушки с моим воспитанием думают, что нашли сокровище… и попадают в ловушку, Райдер. У него есть богатство, положение, связи…

– Клэр, вы не должны…

Она подняла на меня свои синие глаза, и я замолчал.

– Зейн подавал себя как ступеньку в новый мир, мир с полученным по наследству состоянием и влиянием, а я представлялась как уникальное материальное приобретение. Видите ли, Зейн, как большинство людей в мире, ничего не делает там, где нужно всего лишь открыть глаза. Я годами боролась за техническое оснащение экспертиз, за профессиональные достижения… Единственное, чего мне не хватало, – это сцены, с которой можно было бы демонстрировать другим, как далеко я продвинулась.

– Вас уважают в нашем округе, Клэр. И за его пределами.

Она грустно улыбнулась.

– Тщеславие напоминает трещину, которая расширяется по мере ее заполнения, Райдер. Профессионально я твердо стою на ногах, но я не одна такая, а лишь одна из многих талантливых и уважаемых людей. Но только не в мире Зейна. Там я была аномалией! Самостоятельно пробившаяся женщина в мире блестящих тупиц, чьи достижения являются зеркальным отражением успехов Зейна: унаследованы, куплены, получены в результате удачного брака. Как мне попасть туда, где я могу стоять с ними рядом и одновременно возвышаться над ними? По выражению ее глаз я понял, что она ждет ответа.

– Выйти замуж за Зейна Пелтье, – сказал я.

Она невесело усмехнулась.

– Та же самая несчастная трещина, тщеславие. Я опускалась вниз, думая, что иду в гору.

За бухтой вуаль дождя над Мобилом с краю стала золотистой, через нее пробились лучи солнца. Клэр на мгновение задумалась.

– Мой самоанализ начался недавно, Райдер, и только после того, как вы пришли ко мне по поводу доктора Даванэлле, Эйвы. Когда вы ушли, я поняла, что моей первой реакцией было не «Как я могу помочь?», а «Я не могу допустить пятна в своем послужном списке». Это была жалкая мысль, а я – эгоцентричная дура.

Я покачал головой.

– Мне кажется, Клэр, вы установили планку на уровне, который выше, чем вы есть на самом деле, поэтому никогда ее не достигнете. А это путает все приоритеты.

Клэр взяла в руку цветок розы.

– Слабость Зейна, его покорность Барлью заставили меня почувствовать отвращение сверх меры. Но не к Зейну, а к себе самой. – Она кивнула в сторону дома. – Это место никогда не было моим, не было моей жизнью. Это просто чудовищное скопище вещей. Единственное, что я по-настоящему любила, была моя работа, моя способность… – Она замолчала и так крепко сжала кулаки, что даже костяшки пальцев побелели. – Черт! Вот я и снова выстраиваю мой мир, Райдер. Моя жизнь. Мои вещи. Моя работа. – Она отвернулась, чтобы вытереть глаза. – Как Эйва? Она справится с этим? Скажите, что у нее все хорошо, даже если это не так.

– Клэр, я думаю, что…

Прежде чем я успел закончить, Клэр приложила палец к моим губам. От ее духов у меня кружилась голова. Возможно, это было от роз.

– Хотя бы только на сегодня скажите, что у нее все в порядке, что она справится.

Она убрала палец, и я сказал:

– Она справится.

Невероятным усилием воли Клэр заставила себя улыбнуться.

– Вне всяких сомнений! Она молодая, она сильная. Она будет великолепна. Все будет хорошо. Мир состоит из бриллиантов и роз, Райдер. Нет, к черту бриллианты, это всего лишь полная самомнения грязь. Мир состоит из роз.

Ее улыбка разбилась, словно стеклянная, и она упала мне на грудь. Я подхватил Клэр, и она тихонько заплакала – больше вздохов, чем слез. Я почувствовал тепло ее губ у себя на щеке. Потом она отступила назад, вытерла глаза рукавом и подтолкнула меня к машине.

– За работу, дорогой! – только и сказала она.

Я смотрел, как она выпрямила спину, совладала с непослушными губами и широким шагом направилась к похожему на пещеру дому. Я знал, что это было сигналом к путешествию, от которого я долго уклонялся. Наше дело только что налетело на стену, и теперь была моя очередь выпрямляться, что-то делать с лицом и шагать дальше. Хотя я набирал этот номер всего раз шесть в жизни, я вынул из кармана телефон и уверенно позвонил Вэнжи, как будто эти цифры запечатлелись у меня прямо в сердце.

Ночь, тихий ветерок и жемчужно-белый серп месяца – все это было бы великолепно, если бы я находился в любом другом месте, но. не в этом. Здесь и сияющая луна, и звезды выглядели неуместно. Это было место вне красоты, место, где даже тени прятались в тень, а свет выглядел иронией. За ту милю, которую я проехал после поворота с трассы до этих ворот, мои руки так вцепились в руль, что их свело судорогой. Встряхивая их, я вспоминал, что был здесь четырежды, причем каждый раз говорил себе, что это в последний раз.

Охранник на воротах спросил мое имя и, не переставая светить фонариком мне в лицо, проверил по компьютеру мои данные. Я не обиделся: здесь все делалось именно так, чтобы исключить любую ошибку. Я припарковался на стоянке и подошел к двери, где второй охранник встретил меня так, будто внешняя охрана существовала только для разогрева. Под грохот замков и лязганье дверей я зашел внутрь.

Несмотря на позднее время, Вэнжи была на месте. Она понимала мое настроение, поэтому наш разговор ограничился обычными любезностями. Пришел охранник, чтобы проводить меня в комнату Джереми. Я попросил его не открывать дверь или смотровое окошко, если только я не позову его. Я потребовал, чтобы мониторинг комнаты видеокамерами был выключен, и Вэнжи неохотно согласилась. Охранник посмотрел на нее скептически.

– Он знает, что делает, – сказала она ему.

– Ему виднее, – ответил тот.

Мы шли по длинному белому коридору, куда выходило несколько массивных металлических дверей с окошками; окошки были закрыты. В коридоре раздался звук сирены, достигший высшей точки. Я думал, что это пожарная тревога, пока не сообразил, что это человеческий крик, хотя даже трудно представить, что за дьявольское видение могло вызвать подобный вопль. Крик задержался на мгновение, словно запутавшись в молекулах воздуха, и исчез в другом измерении. Я заметил, что охранник изучает меня со странной, торжествующей улыбкой, и понял, что он заряжается энергией, работая в условиях, где мука и ужас являются нормой. Мне хотелось съездить по его ухмыляющейся физиономии, чтобы брызнувшие слюни и кровь оставили на белой стене широкий, как хвост кометы, след.