Длиной в неизвестность - Вокари Ли

самый нужный момент. И теперь Тору, ещё больше теряющийся от трусости, едва справлялся с тем, что когда-то ощущалось незначительным волнением.

Он чувствовал себя отрезанным от мира пленником обувной коробки и нуждающимся в спасителе беспомощным зверьком. В конце концов, Юра был его единственным другом, разве мог он просто исчезнуть? Разве мог не исчезнуть, когда Тору, по большей степени, сам был во всём виноват?

Тору замечал обеспокоенный взгляд, но внушал себе, что всё это показалось. Потому что не могло быть иначе. Не могло быть так, чтобы Юра до сих пор переживал о таком, как он. Даже если несколько дней назад они были самыми близкими друзьями. Тору чувствовал себя коротким жизненным эпизодом, которых Юра пересмотрел десятки и сотни. Скучная дорама с плохим концом. Та самая, которую берёшься пересматривать из раза в раз, ставишь на фон, когда делаешь домашнее задание или готовишься к экзаменам.

Без Юры было, без сомнений, плохо. Так, что начинало ломить кости и зацикливать мысли.

Время раздумий истекло, и Тору давно всё решил, но что-то останавливало его, не давая сделать последний шаг. Наверное, трусость. Подлая и обидная трусость.

А потом снова случился Юра. Как всегда непредсказуемый, пьяный и свалившийся под дверь, едва успев нажать на звонок.

Перед этим он несколько минут ходил под окнами и что-то кричал — только однажды Тору смог разобрать слова про любовь и мелочи жизни. Он пытался дозвониться до Юры, но тот не отвечал, продолжая буянить на улице. Почему никто из соседей не вызвал полицию? В глубине души Тору и сам хотел это сделать, но не позволила совесть — всё-таки Юра был его другом. Очень странным и непредсказуемым другом.

Тору был как никогда благодарен за то, что мать, занятая на кухне, почти силой заставила его открыть дверь. Он смотрел на развалившееся на пороге тело и не мог понять, что ему нужно было делать. В растерянности он попытался поднять Юру на ноги, но тот не поддался, заваливаясь обратно. Сколько надо было выпить, чтобы довести себя до такого?!

С четвёртой попытки Тору смог втащить Юру в квартиру. Тот, нахмурившись, осмотрелся: в его выражении лица читалось что-то неопределённое, одновременно похожее на удивление и разочарование. Он не узнал квартиру? Не узнал его? Тору не поверил в то, что Юра мог забыть его лицо всего за несколько часов, даже будучи очень пьяным.

— Тору, — решительно сказал Юра. Назвал по имени. Не забыл, значит, — Тору.

Тору посмотрел ему в глаза: в огромных зрачках он увидел своё растерянное выражение лица.

— Тш, — шикнул Тору, — давай в комнату.

— Нет! — строго возразил Юра, попытавшись ровно встать на ноги. — Я должен сказать, — он задумался и посмотрел на свою руку. На ладони виднелся потемневший след крови, — сказать, что я тебя просто обожаю!

Юра кинулся ему в объятия, едва не повалив их обоих с ног.

— Юр, хорошо, — сдавленно прошептал Тору, — давай зайдём в комнату и поговорим, ладно?

— А ты будешь меня любить? — спросил Юра. Запах алкоголя за несколько минут успел пропитать всю квартиру.

— Буду, если зайдёшь в комнату, — попросил Тору.

Поздно.

На шум из кухни вышла мать. Некоторое время она молча рассматривала их, застывших в полусогнутом положении, а потом замерла в изумлении. Тору считал в её взгляде испуг и возмущение. Мысленно он обратил молитвы ко всем известным богам. Сейчас что-то будет…Сейчас обязательно случится что-то плохое.

— Мы сейчас уйдём, — нерешительно сказал он, отталкивая от себя Юру, — сейчас.

— Нет, — протянул Юра, — никуда не уйдём.

— И как мне это понимать? — мать сложила руки на груди и встала в ту самую позу. Плохое ожидаемо начало происходить прямо здесь и сейчас.

— Юра немного перепил, — оправдался Тору, — прости.

— Немного? — переспросила она. — Юр, я была о тебе лучшего мнения.

— Мам, — прервал её Тору.

— Знаете, как я люблю вашего сына?

— Юр, — Тору легко стукнул его по плечу, почувствовав, как кровь прилила к лицу. Признания в любви всегда звучали смущающе, даже от лучших друзей. Даже от пьяных лучших друзей. Особенно от них.

Юра опустился на колени и склонился к полу. Тору показалось, что он услышал всхлип.

— Я всё объясню, — Юра поднял на него измученный взгляд — в потухших глазах блеснула влага, — я не хотел ничего такого, Тору. Я не хотел, понимаешь? Ты не так меня понял, Тору, я нормальный человек.

— Так, ну-ка заканчивайте, — мать попыталась выставить Юру за дверь, но Тору, поборов внутренний страх, не позволил ей даже прикоснуться к нему.

— Он никуда не уйдёт в таком состоянии, — строго сказал он, — я разберусь.

— Тору! — сказала мать одновременно с Юрой.

— Заткнитесь оба! — прокричал Тору, не выдержав шума и напряжения. Чуть позже он опомнился и испуганно посмотрел на мать. — Прости.

Как можно быстрее он затолкал Юру в комнату и запер дверь. Что он вообще только что сделал?! Как он завтра будет смотреть матери в глаза?! Как ему теперь всё исправить? Это безнадёжно! Она же изведёт его обидами и презрением!

Ситуация вышла из-под контроля сразу же, как в квартире прозвучал дверной звонок. Теперь же она, очевидно, не собиралась входить обратно, и Тору предстояло решить всё самому. Слишком много решений! Он не был к этому готов! А всё из-за пьяного тела, едва держащегося на непослушных ногах.

Тору растерянно посмотрел на Юру, продолжающего всхлипывать и вытирать слёзы рукавом куртки. В один момент это перестало казаться комичным — он в самом деле плакал? Юра…плакал?! Нет, Юра бесконтрольно рыдал и не останавливался даже на мгновение. Его речь стала ещё более спутанной, он говорил несвязно и загнанно, пытаясь уложить мысли в одно предложение.

— Боже мой, Тору, я правда не хотел, — Юра продолжал стоять на коленях. Он монотонно, почти как молитву, повторял одно и то же, до побеления костяшек сжимая кулаки. — Я не хотел, Тору, ты понял не так! Пожалуйста, я нормальный, я, честно, нормальный. Ты же знаешь, как я люблю тебя. Ты же всё знаешь, Тору, я же не могу тебе больше ничего дать. У меня больше ничего нет, Тору.

Юра закашлялся, всхлипывая, и продолжил говорить что-то совершенно несвязное. Тору не мог разобрать половину слов, но слушал так внимательно, будто от этого зависела его жизнь.

— Хочешь, я сожгу эту чёртову коробку? Хочешь? — Юра обхватил его колени руками и, как побитая собака, выпрашивающая ласку, потёрся о голень. — Я всё сожгу, Тору, я не хотел. Эти проклятые записки…да я напишу тебе таких хоть миллион! Там же такой бред пишут, зачем