Леди и война. Цветы из пепла - Карина Демина

- Я устала, - и голос тусклый.

Она действительно устала, выгорела почти до дна. Даже не из-за Хаота - слишком много всего происходило. Железо и то не выдерживает нагрузки, что уж говорить о людях.

- Я знаю. Мы только в сад и все. Но надо одеться. Ладно?

Одевается Меррон сама, безропотно и медленно. Платье рассматривает долго - темно-зеленое, свободного кроя.

- Это мое?

- Твое. Нравится?

- Не знаю.

Во всяком случае, честно.

- Сад - это недалеко?

- Только спустимся. Если будет тяжело, я тебя отнесу.

В домике - два этажа. Вообще он похож на прежний ее, как и сам этот городок похож на Краухольд, и Дар не знает, к добру ли это сходство. Но городок стоит на нейтральной полосе, пусть бы формально и относится к землям Ллойда. И можно продержаться какое-то время.

Здесь слышали о войне, как не слышать, но она была чем-то далеким, чужим и, несомненно, не затрагивающим местные дела. О ней говорили на рынке, разделывая бараньи и свиные туши, рассуждая о засухе, которая, вестимо, из-за затмения случилась, о том, что где-то градом побило посевы и, значит, цены на зерно подскочат. А вот на шерсть - так вовсе даже наоборот...

...про пчелиный мор...

...и новую породу тонкорунных овец...

...фальшивые монеты, что появились на приграничье...

...женщину, которая рожает кроликов, о чем даже столичный доктор свидетельство выписал и саму ее в столицу повез, как превеликое диво...

Дар слушал. Пересказывал Меррон сплетни. Приносил с рынка свежий творог, и молоко, и мед в красных глиняных горшочках - старик-бортник знал много историй и готов был с чужаком делиться. Наверняка, для кого-то и сам Дар превращался в историю.

Появился с той, больной стороны, хоть бы граница и заперта была. Он прошел сквозь заслон и поселился в домике, где прежде теща градоправителя обитала. А сам градоправитель характером враз подобрел, услужлив сделался, каждый день в этот самый домик цветы шлет. Не чужаку, конечно, а жене его, которая не то чахоткой, не то вовсе черной меланхолией, неведомой болячкой, больна.

Для тещи, небось, жалел...

Меррон слушала рассеянно. Да и слушала ли?

Ей нужно время.

И первый день в саду ничего не меняет. Второй тоже... десятый. А торопить нельзя. Но когда однажды Дар задерживается, Меррон выходит в сад сама.

- Тебе здесь нравится?

Молчит. А слышать ее не получается. Слишком истончилась связь, того и гляди оборвется.

- Мирно, - она отвечает на следующий день.

И Дар соглашается: да, мирно.

Сквозь кружевную крышу беседки проникает солнце, расцвечивает стол причудливыми узорами. И терпко пахнут розы, жимолость, что-то еще, чему Дар не знает названия. Он ничего не смыслит в цветах, знает только, что их здесь много.

Он принес в беседку подушки и плед. На улице жарко, но Меррон все равно мерзнет.

Это тоже симптом.

Сбросив туфельки, она забирается на скамью с ногами и пристально рассматривает собственные ступни. Узкие. И пальцы длинные, тонкие с аккуратными ноготками. Мозоли исчезли бесследно, а шрам - это мелочь.

- Тебе принести что-нибудь?

Она мотнула головой, но вдруг задумалась, прижав мизинец к губам.

- А... варенье есть?

- Какое?

- Крыжовниковое... или крыжовенное. Не знаю, как правильно. Или вообще любое...

В доме имелось и крыжовниковое, прошлого года, и свежесваренное земляничное. Дар захватил сливки и маленькие булочки с медом. Меррон постоянно забывала, что должна есть.

Варенье она пробовала осторожно, словно опасалась, что то может быть отравленным.

- Мы здесь надолго? - она ела сразу и то, и другое. Разламывала булочку пополам, и одну половину опускала в миску с земляничным, а вторую - с крыжовенным. Запивала сливками.

И вид был серьезный, хмурый.

Живой.

- В саду? - уточнил Дар.

Страшно было спугнуть это ее возвращение.

- Нет. В доме... в городе...

- Тебе не нравится?

На нейтральной полосе не так много городов, в которых Дар мог бы жить. И здесь не получится остаться надолго. Год-полтора, а больше он без источника не протянет.

- Нравится, - она протянула кусок булки. - Ты... извини, что я такая. Сил совсем нет. Я пытаюсь, а... их нет. И все время спать хочется, только никак не засыпается. Мне просто надо отдохнуть, да?

- Да, - булка сладкая до приторности.

- И все будет хорошо?

- Конечно.

Кивает. Верит? Не похоже на то. А на носу капля варенья, и Дар снимает ее.

Земляничное.

- Ты сегодня тоже уйдешь?

- Мне надо учиться.

Соотносить теорию с практикой. Вспоминать. Или запоминать, зазубривать то, что, возможно, когда-нибудь будет полезно. Эти вынужденные недолгие расставания заставляют нервничать, но Дар не готов видеть Ллойда на своей территории, пусть бы от нее были лишь дом и сад, и те одолженные.

- Если хочешь, я останусь.

- Хочу, - Меррон все-таки ложится, сунув ладошки под щеку. - Когда ты уходишь мне... нехорошо. Я начинаю думать, что ты не вернешься...

Волосы у нее отрастают медленно, и жесткие, как конская грива.

- И думаю, думаю... от этого мерзну. Ерунда, правда? Не бывает, чтобы от мыслей замерзали.

Бывает. Дар бы отогрел, только пока не умеет. И если бы не сказала, он бы даже не понял, что не должен уходить.

- Мне казалось, что тебе все равно.

- Нет. Я просто не хочу мешать. Зачем ты вообще со мной возишься?

- Затем, что... помнишь, я обещал тебе все объяснить? Будешь слушать?

Будет, она переворачивается на спину и смотрит внимательно, настороженно даже. Недоверчивая женщина. И удивительное дело - рассказывать ей легко, настолько легко, что хочется рассказать вообще все. Про ту дорогу, кресты, красный шарф и ночь огненных кошек.

Про Арвина Дохерти.

Сержанта.

И другие дороги, которым не было конца. Про крепости, войну и... и ей нельзя такое слушать. Быть может, как-нибудь потом. Есть ведь и другие истории.

О домах и красной черепице крыш. О ежегодной ярмарке, куда привозили товары со всей Фризии. О том, как он сбежал из дому, чтобы пойти с бродячими артистами, и заблудился в толпе... о неудачной краже сахарного кренделя - денег Дар лишился быстро, а желания остались.

...о позорной поимке, розгах и полугодовом запрете на сладости.