Бремя идолов - Чингиз Абдуллаев

В лучшем случае они угодили бы за решетку. Но и «лучшегослучая» никто не мог гарантировать. В Европе давно поняли: бороться сугонщиками самолетов и террористами можно лишь одним способом: немедленновыдавать всех преступников.

Некоторые предполагали, что террористы задумали лететь встраны Прибалтики. Но это — еще более рискованное предприятие. Ни однаприбалтийская республика не посмела бы приютить у себя террористов. И не толькопотому, что это был бы дерзкий вызов России, который невозможно потомоправдать. Это одновременно был бы и вызов мировому сообществу, в том числеевропейскому, — а ведь прибалтийские республики так стремились в Европу.

Следовательно, оставался юг. Но Ирак и Иран выдали бытеррористов немедленно, чтобы не портить отношения с Москвой. Турция отправилабы всех в Москву в этом же самолете. Возможно, в Пакистане террористы моглирассчитывать на более «гостеприимный прием». Там им с гарантией давалипятнадцать лет тюрьмы в ужасающих условиях пакистанских мест лишения свободы.

В Китае тюрьмы были получше, но пятнадцать-двадцать летмогли рассматриваться лишь как альтернатива немедленной выдаче. Аналитики МВД иФСБ терялись в догадках: они не понимали, чего же хотят террористы. По логикевещей террористы могли скрыться в Чечне, где им могли бы предоставить убежище.Но в данном случае такая логика не «работала». Захватив автобусазербайджанского посольства, террористы лишили себя возможности укрыться вЧечне. Потому что в Баку никогда бы не простили чеченским властям стольнедружественную акцию. А какой смысл Грозному ссориться ссоседями-единоверцами?

В час дня пришло сообщение из Чечни, разрешившее всесомнения. Выступивший на пресс-конференции в Грозном Президент Чечни назвалакцию «бесчеловечной и вызывающей» и заявил, что в их республике «подобныхтеррористов не примет ни один населенный пункт, ни одна семья». Стало ясно: либозахватившие автобус террористы — безумные авантюристы, либо расчетливые игроки,просчитавшие каждый ход гораздо лучше аналитиков правоохранительных служб.

Коля и Павел сидели в конце автобуса, даже не прислушиваяськ переговорам, которые вел по доставленному для них переговорному устройствуКошкин. Он сидел рядом с водителем и говорил, все время поглядывая по сторонам.Рядом находился Тарас. Остальные двое стояли в середине салона.

— Долго будем тут торчать? — прошептал Коля; у него вдругразболелась голова.

— Он говорил, до вечера, — ответил Павел, кивая на Кошкина.

— А потом… как выйдем отсюда?

— Все продумано, — улыбнулся Павел. — Не бойся. Сделаем, какнужно. Он же вчера все объяснял.

— Я не слушал, — признался Коля. — Про Артема думал.

— Жалко его, — согласился Павел. — Очень жалко. Ну ничего,мы им еще покажем, как поезда взрывать. Правда, мы не такие звери, как они,живых людей взрывать не будем, только автобус спалим.

— Как это? — не понял Коля; голова болела сильнее. Или онпросто нервничал, вспоминая Артема и обезумевшую мать, бессильно опустившую наколени свои натруженные руки.

— Все сделаем, как нужно, — повторил Павел. — А сами улетим.Сядем на запасном аэродроме, где нас ждут. Возьмем деньги — и тип-топ. Пустьнас потом ищут. Установим бомбу в автобусе, и через полчаса она рванет. Мы,конечно, предупредим, чтобы всех детей вытащили. Мы же не звери… А деньгиостанутся у нас. Я со своей долей в Европу двину. Давно мечтал там пожить, налюдей посмотреть. А ты куда уедешь?

— К матери вернусь, — ответил Коля.

— Ну и дурак! — разозлился Павел. — Я тебя серьезноспрашиваю…

У Павла было рябое лицо, а правый глаз — чуть меньше левого,поэтому казалось, что он постоянно подмигивает.

— А как мы улетим? — не обиделся на «дурака» Коля.

— На самолете. Мы здесь фейерверк устроим и улетим. Ты,наверное, вчера вообще не слушал, что нам говорили.

— Не слушал, — кивнул Коля.

Он не понимал, какой «фейерверк» и куда «улетим». Непонимал, что происходит, почему он сидит здесь. Жутко болела голова, а вавтобусе было жарко и душно — кондиционеры не работали.

— Кошкин все придумал! — восхищался шефом Павел. —Замечательно все придумал.

Излагавший свои условия Кошкин потребовал, чтобы деньги исамолет были готовы к пяти часам. Он не соглашался на отсрочку. И в концеконцов, «уступив» один час, получил согласие. То есть деньги и самолет обещалидоставить к шести вечера. Закончив, он подмигнул Тарасу.

И тут случилось непредвиденное… Тарас, разомлевший от жары ибезделья, положил автомат на сиденье и уже не обращал на него внимания. Когдаон на секунду отвернулся, пришедший в себя дипломат вдруг потянулся к оружию.Еще мгновение — и повернувшийся Кошкин увидел, что на него смотрит дулоавтомата.

Дипломат прохрипел:

— Выходи из салона, сдавайся.

Кошкинские ребята растерялись. Они не знали, чтопредпринять. Во-первых, дипломат держал под прицелом Кошкина, и палец его лежална спусковом крючке.

Во-вторых, они просто не решались стрелять в автобусе. Ведьникто не ожидал подобного развития событий. Дипломат сидел в первом ряду,прижавшись к стеклу; чтобы его обезвредить, следовало либо стрелять в тусторону, рискуя попасть в детей, либо подойти ближе, — но в этом случае он могвыстрелить в Кошкина.

Парни замерли, оцепенели…

На войне принято считать, что один подготовленный солдатстоит нескольких новичков. И все штабисты прекрасно знают: хорошоподготовленный офицер стоит взвода солдат. Но офицер спецназа, прошедший двевойны, ценится вдвойне. Его нельзя испугать, даже направив на него стволавтомата. Дипломат не знал, как это трудно — выстрелить в человека. Он держал вруках автомат третий раз в жизни. А Кошкин побывал на двух войнах и не раз пускалв ход оружие. Совершив убийство — даже на войне, — человек становится другим,становится не совсем человеком. Как крыса, пожирающая своих сородичей,становится дьявольским наказанием для четвероногих тварей, так и двуногаятварь, раз лишившая жизни себе подобного, становится палачом. А палач убивает,не испытывая эмоций.

Дипломат даже не успел понять, что произошло. Кошкин вернооценил ситуацию, все ошибки противника — и не правильную посадку головы, идрожащие руки, неумело державшие автомат… Кошкин улыбнулся и положил пистолетрядом с собой. Затем медленно, очень медленно начал поднимать руки… И вдругкисть его как-то странно дернулась. В следующее мгновение дипломат почувствовалтолчок и острую боль в горле. Он решил, что на него напали сзади, пытаютсязадушить.

Хотел обернуться, закричать, выстрелить… Но сил уже неосталось, он задыхался. Дернувшись, закрыл глаза и начал сползать на пол.Автомат выпал из его рук. Из горла несчастного торчала рукоять ножа.