Дикая Охота - Уна Харт

Это длилось всего мгновение. Но этого мгновения оказалось достаточно, чтобы на самом краю слышимости различить собачий лай.

КРИС

Я не понял, как он попал в квартиру. Секунду назад на кухне были только мы с Грейс и мои «лисы». А потом – хоп! – как из-под земли вырос этот тип в пальто, похожем на медицинский халат. На вид он выглядел ровесником Финна, может, даже чуть моложе. У незнакомца было растерянное и виноватое лицо: такому ты охотно подскажешь дорогу или подкинешь до ближайшей заправки. Он казался простофилей, которого кто угодно облапошит. Неужели это его Финн панически боится?

Пазл в моей голове не складывался, поэтому мне и стало не по себе. Воздух в комнате загустел и напитался страхом. Финн сделал шаг назад, а Айрмед, наоборот, вперед, чтобы встать между отцом и братом. Я почувствовал, как от ужаса моих «лисов» вспыхнула и моя кожа, как от сбивчивого дыхания приятеля поперхнулся и мой пульс. Тесной квартиры явно было слишком мало для такого количества магии. Место, где еще недавно находилась моя левая рука, начало ныть. Я старался не смотреть туда, чтобы лишний раз не пугаться.

Внезапно Грейс расхохоталась, уткнувшись лицом в ладони. В смехе звучали истеричные нотки, но кто стал бы ее винить? Я неуклюже похлопал ее по плечу и погладил по спине, чтобы успокоить.

– Знаете, – отсмеявшись, сказала она, – это даже для меня чересчур! Во Фьёльби я познакомилась с симпатичным парнем, который потом оказался моим дядей-психопатом. Не прошло и месяца, как я попала в Дикую Охоту, и с кем же я завела там дружбу?.. Диан Кехт, скажите мне, с кем? Неужели я так плохо разбираюсь в людях?!

Тип в светлом пальто помолчал некоторое время, но не двинулся с места. Затем печально вздохнул:

– Вы сдружились с подонком. С раскаявшимся подонком, если это может служить мне хоть каким-то оправданием. Я предупреждал, что совершил в жизни немало дурных поступков. Но у меня было достаточно времени, чтобы измениться.

Прозвучало это заявление так высокопарно, что почти по́шло. Боже, почему люди такие уроды, даже когда не совсем люди? Что за ублюдок может пришить своего сына только потому, что тот оказался круче?! Не знаю, смог бы я простить такое.

Финн, похоже, был того же мнения:

– Как обтекаемо, надо же! «Много дурных поступков»… А не хочешь рассказать новой протеже парочку ярких сцен из своей биографии? Раньше ты, помнится, любил ими похвастаться!

Я увидел, как у Диана Кехта напряглось лицо, так сильно он сжал зубы. На секунду показалось, что сдержанность сейчас слетит с него, как маска. Но отец Финна только сдавленно произнес:

– С каждым закатом я принимаю четыре удара кнутом как напоминание о том, что я сделал.

Еще немного пафоса, и его смело можно выпускать на сцену. Нужно только намекнуть, что, если пропеть это все, а не проговорить, эффект будет сильнее.

– Отлично! Но почему мне от этого должно стать легче? – закричал Финн, и от его крика завибрировали стекла в окнах. – Какая, на фиг, мне разница, как часто ты устраиваешь себе БДСМ-сессии?! Ты рассказал Грейс хоть о малой толике того дерьма, что натворил?

На этот раз у Диана Кехта хватило такта промолчать. Он открыл рот, как будто собирался что-то сказать, но Грейс посмотрела на спутника так мрачно, что он проглотил свои слова. Знаю этот взгляд: начинаешь нервно перебирать в уме, где мог напортачить, даже если уверен, что твоя совесть чиста. А совесть Диана Кехта чиста точно не была.

– Расскажи ей о лечебнице, – предложила сестра Финна.

– Айрмед…

– Не хочешь? Тогда я помогу.

Финн судорожно втянул воздух и прикрыл глаза. Я почему-то ожидал, что Айрмед сядет: вступление звучало так, будто повествование будет длинным. Но вместо этого она отошла к окну и щелкнула шпингалетом. С рамы осыпались кусочки засохшей краски. Разбухшее дерево поддалось неохотно, с предостерегающим грохотом. Мне показалось, что от рывка вылетят стекла, но все обошлось.

В кухню хлынули утренняя прохлада и снежная пыль. Между серых облаков мелькал край солнца. Айрмед оперлась ладонями на подоконник, высунулась на улицу, жадно глотая свежий воздух, а когда заговорила, голос ее звучал приглушенно, словно мы слушали радиопостановку:

– В то время мы много воевали, ни дня не проходило без сражения. Целители вносили свой вклад наравне с бойцами, пускай и не на поле брани. Старались, как умели: с ветром насылали мор на вражеское войско, травили воду в колодцах и реках, заражали зерно спорыньей. А еще бесконечно штопали раненых воинов, чтобы те могли встать и снова отправиться умирать. Те войны, конечно, ни в какое сравнение не шли с двумя мировыми, но мы не умели предвидеть будущее…

Финн рассматривал пол, сцепив руки в замок за шеей. Странно было, что в такой напряженный момент он не чешется и не выворачивает карманы. Мне захотелось придвинуться к нему ближе и встать рядом, просто чтобы показать: на меня можно опереться.

Грейс слушала молча, облокотившись о стол и прикрыв рот рукой так, что видны были только глаза. Большие злые глаза цвета чая с лимоном.

Солнце пробилось сквозь облака, плеснуло лучами на подоконник. Айрмед махнула рукой и поймала что-то, что мне не удалось рассмотреть… Снежинку? Не муху же посреди зимы!

– Мы были во всем покорны отцу. Он сообщал нам, на чьей стороне его благосклонность сегодня, а нам оставалось лишь подчиняться. Но однажды Миах заявил ему прямо в глаза, что больше не убьет ни одного человека. А потом построил лечебницу, куда принимали всех подряд без различия, под чьими стягами они воевали или какому королю присягали на верность… Помнишь, что произошло дальше?

Она бросила на Диана Кехта короткий взгляд. В нем было столько ненависти, что мне стало душно.

– Я уговаривал его вернуться, – ровным голосом отозвался тот.

– Сначала уговаривал, – согласилась Айрмед. – Потом угрожал, потом шантажировал… Как оказалось, без нас ты гораздо слабее, чем с нами. Но Миах стоял на своем. Раз он поклялся, то не собирался больше убивать. Припоминаешь, что ты ему ответил?

Не знаю, каким образом рассказчице удавалось заставить этого надменного типа играть в ее игру, но тот кивнул:

– «Это мы еще посмотрим».

Финн резко вдохнул и провел ладонями по лицу, как будто пытался стереть с кожи это воспоминание. Когда он в свою очередь заговорил, у меня мурашки побежали по спине.

– Ты наслал на лечебницу гнилостное поветрие, так ловко зачарованное, что всего моего таланта не хватило, чтобы справиться с ним. Заболевшие мучились неделями, но не могли ни исцелиться, ни умереть. Зловоние стояло такое, что я был в состоянии зайти к больным, только если перед этим ничего не ел целый день. Мы сжигали всю одежду, но оказалось, что дым тоже разносит заразу. Хворь захватила окрестные деревни. Взрослые и дети сутками кричали от боли, пока их тела истекали гноем и кровью, а я ничего не мог сделать…