Когда возвращается радуга. Книга 1 - Вероника Горбачева

Ей только оставалось в мыслях ещё раз попрощаться с Огюстом Бомарше, галантным, весёлым… Конечно, хорошо, если муж — молодой, но раз уж сложилось так, а не иначе — спасибо судьбе за всё. Могло быть гораздо хуже. Ибо первых жён берут для наследников, а последних, самых юных — для души и для услады сердца, а ещё неизвестно, как пришлось бы услаждать того же строгого Ибрагим-пашу.

Она поцеловала недовольного Кизилку в рыжую макушку и потянулась к кувшинчику с молоком. Тем временем заспанные служанки выставляли на стол столько блюд, что ими можно было накормить, по меньшей мере, целый полк янычар, а не только двух субтильных девушек.

…Стены ТопКапы давно уже не видели свадеб, разве что лет двадцать назад, когда предыдущий султан, Баязед, выдавал замуж сестру. Сами Солнцеликие уж почти два века не женились, предпочитая для услады тела, а затем и для рождения шахзаде обходиться избранницами из гарема. Вершина, которой те могли достичь — это титул и положение хасеки-султан, главной фаворитки; а вот официальный брак султаны заключали крайне редко. Либо это был политический союз, когда жена бралась из царствующего дома сопредельного государства, либо… настолько сильная привязанность, что Повелитель и впрямь желал осчастливить возлюбленную званием законной супруги…

Спустя четверть часа в покои влетела сияющая Анса-Ну-Рия, прелестнейшая эбеново-чёрная звезда, и прежде, чем закружиться вокруг подруги, прижала к груди перепачканного в ягодном йогурте кота, обожравшегося до полной потери способности сопротивляться. Только потом дошла очередь и до Ирис.

— Всё хорошо, Заичка, всё хорошо! — сверкнула белоснежной улыбкой. — Лучше и быть не может! Наше от нас не уйдёт, главное — начать… Рада? Не очень?

— Да она рада, рада, — отозвалась за подругу Нергиз, смеясь. — Просто до сих пор опомниться не может. Сядь, поешь с нами.

— Это дело. — Торопливо подсев к столику, нубийка махнула рукой дежурному мальчику-евнуху. — Кофе нам всем, двойной. Двойного кипячения, и быстро. И свежих фруктов, и мёду с лепёшками. Давай-давай, живо…

Бросила на тарелку лист тонкого лаваша, перекинула туда же с нетронутого Ирис блюда яичницу с дрожащими глазками, щедро сыпанула эзме — салата из мелкорубленных огурчиков, перца, печёных с чесноком баклажанов, заправленных душистой масляной смесью с травами… Скрутила громадный рулет — и разом отхватила половину, с удовольствием подхватив языком каплю растёкшегося желтка. Затем отправила в рот кусок аппетитно зажаренной телячьей печёнки, торопливо запила айраном, вновь впилась зубами в лаваш… Будто её год кормили впроголодь. При всём при том, новая звезда гарема умудрялась есть аккуратно, даже изящно, и с таким аппетитом, что Ирис, всё ещё взволнованная переменами в судьбе, а потому ковырявшаяся в тарелке весьма вяло, почувствовала волчий голод. Даже котёнок заурчал и прыгнул на стол, едва не угодив точнёхонько в блюдо с печёнкой, но был перехвачен с неженской силой тёмной рукой в изумрудных браслетах и ссажен на пол. Правда, с законной добычей в зубах.

Ирис с Нергиз молча таращили глаза, позабыв жевать.

Подруга и раньше отличалась завидным аппетитом, ввергая в ужас наставниц. Но чтоб так накинуться на еду, будто хорошо размявшийся в тренировочном бою воин… И отчего-то, допрежь на нюх не выносившая сладкого, всё налегала на мёд, финики, лукум… Да ещё щедро сыпанула в свою порцию кофе жёлтого тростникового сахара.

И только после этого глянула на вытянувшиеся физиономии подруг.

Рассмеялась, положила ладонь на живот и… приложив палец к губам, многозначительно показала глазами на двери. Помалкивайте, мол. И нечего так глазеть.

— А разве… — Гречаночка сморгнула. — Так рано может быть известно?..

Нубийка усмехнулась.

— Месяц — срок не малый. А если всё делать в должное время и должным образом — всё получится. Да и не вижу смысла откладывать. Одно плохо — ем, как не в себя, не иначе, будет… — Фыркнув, показала два пальца. Нергиз восхищённо и недоверчиво ахнула. — А что? Всё возможно. Мать родила меня не одну, вместе с близнецом-братом. — Задумавшись, сдержала сытую отрыжку. — Идеальный вариант… Ну, да что гадать, через восемь месяцев увидим. Эй, Заичка, что побледнела? Тебе не плохо?

— Ирис, — поспешно поправила её гречанка. — Ты ведь ещё не знаешь: она теперь Ирис. Привыкай. Правда, красивое имя?

— Хорошо, что Гюнез больше нет, — пробормотала Ирис, склонив рыжую голову. Ей вдруг так отчётливо вспомнилась горькая судьба матери, отравленной хасеки Айше, не пожалевшей даже крошечных сыновей… Ах, никогда ей этого не понять! Ирис подумала: люби она — и даже дети от любимого ей были бы по сердцу, и неважно, кто их родил…

Дети…

А у неё, скорее всего, их не будет. Не просто так поговаривали про мужскую немощь табиба…

Подумала — и сама удивилась своим мыслям. Никогда она не размышляла всерьёз о подобных вещах.

Нергиз засмеялась.

— Что мне Гюнез? Одна ушла — три других ещё вырастут, их не выживешь. Да только я-то не дремлю. У Повелителя полно холостых подданных, а это грех перед Аллахом — не оставить после себя потомства; вот и пусть женятся на роскошных пери… Не бойся, всех к делу пристрою.

…А потом — пошла круговерть одеваний, обуваний, верчений-кручений перед зеркалами… Достаточно ли богатый наряд? Столичный кади должен увидеть и оценить, что она подходит своему почтенному и уважаемому супругу, который и не беден, и род свой ведёт едва ли не от сотворения мира… Достаточно ли непрозрачна вуаль? Кекем… нет, Ирис, теперь придётся привыкать к закрытому лицу: она часто будет на людях — на улице, в гостях, а вне дома допускается быть с открытым лицом лишь рабыням и служанкам. Это в Серале, где единственный мужчина (евнухи, естественно, к таковым не относятся), Повелитель, всеобщий господин всех женщин, перед ним лиц не прячут; потому паранджи местным девам не нужны. А вот если Ирис для чего-то понадобится посетить ТопКапы — например, навестить Марджину, то, как замужней ханум, ей уже надо прикрываться, на случай, если появится султан. Ведь теперь её лицо может видеть только муж!

Потому-то и с кади сейчас нужно разговаривать, не снимая вуали. Но есть её лёгкий вариант, мавританский: небольшой прозрачный кусок кисеи, закрывающий лишь нижнюю часть лица…

Разговор с судьёй вверг девушку в состояние лёгкого транса.

То, что супруг становился над ней господином и имел право контролировать её всегда и везде, запрещать, разрешать, наказывать — не явилось открытием. То же самое им внушали с молодых ногтей, подразумевая Солнцеликого. Но с превеликим изумлением она узнала, что, помимо необходимого подчинения и обязанностей, у неё ещё есть и права! Такие, например:

оказывается, если муж не будет выказывать ей достаточно уважения, плохо относиться, морить голодом или обходиться чересчур строго — она имеет право пожаловаться судье, и тот определит супругу наказание в соответствии с тяжестью вины;

оказывается, она вправе сама требовать развода, если прегрешения мужа окажутся слишком тяжкие, либо он не в состоянии обеспечить ей достойный образ жизни;