Охотники на мамонтов - Сергей Покровский

Действительно ли он спал и не замечал пришедших к нему на поклон гостей или просто делал вид, что не замечает?

Ойху любил поломаться, насладиться сознанием своей власти и растерянным видом просителей.

Солнце уже стало склоняться к горизонту, когда Йолду поднялся. По сделанному им знаку старики осторожно и молча удалились.

Свидание состоялось лишь на другой день, рано утром.

Ойху принял в подарок свежих лососей, принесённых стариками, и приказал, не откладывая, начинать обряд медвежьей свадьбы.

Медведь сидел в большой бревенчатой клетке. Стены клетки состояли из крепко забитых в землю сосновых стволов, прочно переплетённых между собой толстыми ветвями. Потолок её был также сделан из тяжёлых стволов, увязанных ветвями так, чтобы медведь не мог их разобрать.

Одна сторона клетки состояла из горизонтальных бревен; их можно было развязывать и выдвигать по необходимости.

Брёвна с этой стороны положены были с промежутками, с таким расчётом, чтобы медведь мог просовывать через них лапы, но не голову.

Когда торжественное свадебное шествие приблизилось, медведь встретил его рёвом, похожим на недовольное и громкое оханье. Сам Йолду подошёл к клетке с корзиной рыбы и стал совать медведю крупных щук и лососей.

Вслед за Йолду подходили и другие. И каждый, кто кормил пленника, не забывал приговаривать ему ласковые слова.

— Кушай! — говорили они. — Хорошо кушай! Скоро придёт твоя невеста.

Вдруг раздался оглушительный визг. Из-за кустов показалась толпа людей, большей частью молодых мужчин и парней, которые пели и кричали все разом. Посреди этой шумной толпы выделялась стройная фигура девушки.

Она была одета в разукрашенный свадебный наряд невесты. Щёки её были ярко накрашены красной краской, а лоб — жёлтой, совершенно так, как украшали себя невесты Свайного посёлка.

Это выступала «невеста медведя», которая должна была забавлять его на празднике.

Длинные чёрные косы, стройный стан и гибкие движения плясуньи издали делали эту фигуру красивой. Но вблизи бросалось в глаза подслеповатое лицо, маленький, приплюснутый нос, слишком большие губы и массивные челюсти, которые производили отталкивающее впечатление.

Роль невесты играла Гуллинда, одна из младших дочерей Ойху, рождённая от желтолицей жены. Она плясала по приказанию самого Ойху, который любил смотреть на эти церемонии.

Едва только раздались взвизгивания плясуньи, как послышались глухие удары бубнов и из тех же кустов показался сам гадальщик.

Уоми, стоявший в толпе приезжих, с интересом вглядывался в важно выступающего владыку Мыса.

С первого взгляда от него веяло какой-то странной жутью. Окружённый свитой своих малорослых жён и детей, Ойху казался среди них великаном. Но не высокий рост был причиной того трепета, который окружал гадальщика. Во всей его фигуре, в странной посадке его надменно закинутой головы, сидящей на длинной шее, в пронзительных серых глазах, как бы впивающихся в тех, на кого он смотрит, было какое-то неприятное, гордое и вместе с тем хищное выражение.

По мере того как приближался хозяин Мыса, смолкали болтовня и смех собравшихся. Все подбирались, выжидая его приближения, и наконец один за другим повалились ничком на землю.

Ойху прошёл мимо лежащих на животах гостей и уселся на большой валун, напротив клетки.

— Ну! — глухо сказал Ойху, и голос его без всяких усилий зычно раздался в наступившей кругом тишине.

Он махнул рукой, и снова, под визги и вскрики своей свиты, плясунья закружилась и замахала руками.

Постепенно её пляска становилась оживлённее. Она ходила по кругу перед внимательно следящими за ней маленькими глазками медведя. Подходила к самой клетке, отбегала в сторону, вертелась и выставляла вперёд то одно плечо, то другое. Хор голосов и удары бубнов делались всё более задорными, всё громче раздавалось притопывание ног, и под этот дикий аккомпанемент «невеста» продолжала свой танец. Наконец она встала на одно колено, обвела вокруг головы кистями рук и упала навзничь.

Буря голосов поднялась в толпе.

— Твоя невеста! Твоя невеста! — кричали оттуда. — Бери, медведь, молодую жену.

— Пора вести, — сказал Ойху.

К клетке опять подошёл Йолду с корзиной и вместе с ним несколько рыбаков. Они несли длинные и широкие ремни из лосиной кожи.

Йолду показал медведю большого лосося, и, как только тот протянул сквозь брёвна свои передние лапы, рыбаки ловко накинули на них затягивающиеся ремённые петли. Тотчас же по нескольку человек ухватились за свободные концы петель и начали растягивать лапы медведя в разные стороны. Медведь взревел и попробовал вырваться, но ничего не мог сделать. Он был ещё молодой и не очень крупный. За концы ремней схватывалось всё больше и больше сильных мужчин, и медведь вынужден был стоять с распростёртыми передними лапами.

Зверь рычал, охал, стонал, дёргал ремни, но, чем сильнее дёргал, тем туже затягивались петли.

Чтобы предохранить себя от опасности на случай, если бы какой-нибудь ремень не выдержал, на каждую лапу надели ещё по ремню.

Наконец зверь устал рваться. Он только тихонько охал и сопел, поглядывая бегающими глазами на своих мучителей.

Когда зверь затих, Ойху приказал выдернуть горизонтальные брёвна клетки, и медведя вывели вон. Снова загремели бубны, певцы запели песни, и под их оглушительные звуки медведя повели с растянутыми в обе стороны передними лапами.

Перед ним, махая руками, танцевала и кружилась «невеста». Сзади и по сторонам шли остальные зрители и участники церемонии. Сам Ойху, опираясь на палку, горделиво шёл впереди всех.

Шествие продолжалось недолго. Оно направлялось к тому месту, где невдалеке от идолов стояли две сосны с обуглившейся корой и осыпавшейся хвоей. Эти сосны служили как бы воротами, через которые надо было проходить, чтобы проникнуть в святилище. За ними виднелась гладкая гранитная поверхность Мыса.

Зверя поставили между соснами и старательно привязали ремнями к стволам. Когда узлы были крепко завязаны, все отошли в сторону.

Медведь стоял с распростёртыми лапами посреди хоровода и кротко поглядывал на продолжавшую жеманничать перед ним «невесту».

Ойху подошёл к медведю и сунул ему в нос рыбу, которую взял из корзинки Йолду.

Медведь только отвернулся, и рыба шлёпнулась наземь.

Ойху низко поклонился ему, стал на колени и прикоснулся лбом к примятой траве.

— Кланяемся тебе, лесной гость! — сказал он, поднявшись и глядя зверю в глаза. — Не гневайся, что мало угостили. Не гневайся, что плохую дали невесту. Лучше не было, — сказал он, придвигаясь ближе к морде медведя.

Медведь со страхом попятился, стараясь отвести глаза от этого пронизывающего взора.

— Ну, пойте теперь последний раз, — сказал Ойху, обернувшись к стоящему кругом хороводу.