Она моя - Елена Тодорова

— Зимой встретимся с ними в Альпах, — так же невозмутимо продолжает Тарский. — Все уже оговорено и спланировано.

— А раньше никак? — Куба таким раскладом явно разочарован.

Не только слышу по голосу, но и вижу по лицу.

— Раньше никак, сын.

— М-м-м, — иду мужу на выручку. — И чем это так вкусно пахнет?

Оборачиваясь, тот на мгновение застывает, прослеживая наше с Тоби приближение.

— Разбудил? — не ругает, но смотрит на младшего сына с укором.

— Сорри, — отзывается тот пристыжено. — Я вообще случайно… — выкручивается, а я смеюсь.

— Не слышала, когда ты уходил, — быстро меняю тему, переключая внимание Гордея на себя. — Алисия плакала?

— Часов в шесть проснулась. Мы успели прогуляться к морю.

Тоби соскакивает на пол и, как ему кажется, незаметно подбирается к тарелке с блинчиками. Я же целую Кубу, Алисию и, наконец, Таира. Прижимая ладонь к его плечу, на миг задерживаюсь. Когда взглядами встречаемся, без фраз обмен происходит. Тысячи слов передаем, которые в удобное время мы, конечно же, не стесняемся озвучивать. Но при детях только так — глаза в глаза, с оттяжкой дыхания и мирового времени.

— Зато я раньше Кубы проснулся! — выкрикивает Тобиаш, уплетая блинчик.

— Неправда, — протестует старший сын. — Ты дрых, когда я уходил.

— А вот и правда! Я притворялся!

— А ну, ша, — строго окликает их Гордей. На его голос реагируют все, даже Алисия и забежавшая в поисках вкусняшек Ронда. Дочь быстрее остальных сдается. Пару секунд спустя продолжает по-своему лепетать. К счастью, мы уже привыкли к этому бесконечному звуковому сопровождению. Да и, по правде, с тех пор как родился Куба, у нас не было ни одного тихого дня. — Мойте руки и за стол.

Мальчики один перед другим бросаются к раковине, а я забираю у мужа дочь.

— Как хорошо, что сегодня суббота, — смеюсь я.

Выходные мы всегда проводим вместе. В будни же я остаюсь с детьми одна. По крайней мере, в июле и в августе. У старшего сына каникулы, а младшего совесть не позволяет выпихнуть в сад. Вот и возимся дни напролет. Спасает лишь то, что уборкой и готовкой занимается приходящая работница. Но выходных я все равно жду с нетерпением. Мало мне Тарского вечерами и ночами. Хочу его на сорок восемь часов.

Усадив Алисию в стульчик для кормления, провожаю взглядом рассаживающихся по своим местам сыновей и возвращаюсь к Гордею. Обнимая со спины, прижимаюсь к его сильному телу.

— Надеюсь, тебе не хочется открутить время на десять лет назад и, сделав иной выбор, остаться свободным крутым агентом, — шутливо шепчу, пытаясь ущипнуть за каменный пресс. — Мотался бы сейчас по Европе и горя не знал.

— Глупости не говори, — одергивает тем же строгим голосом, который использовал с детьми. Ловит мою ладонь уже на паху и слегка сжимает пальцы. — И не дразни меня.

— Хоть подразню, — смеюсь и кусаю его за лопатку. — День сегодня будет сумасшедшим, — оглядываюсь на перешептывающихся за столом детей. Этот их шепот с каждой секундой становится громче и выразительнее. Вот-вот вновь возьмутся спорить. — Не уверена, что к вечеру сохраню возможность дышать. А если еще и ночку Алисия нам устроит «зубную», то я сдаюсь.

Закончив накладывать омлет по тарелкам, поворачивается.

— Я тебе сдамся, — сжимает пальцами мой подбородок и оставляет на губах короткий и звонкий поцелуй. Дети за спиной хихикают. — Справимся.

— Спасибо, у меня сразу сил прибавилось, — заявляю полусерьезным тоном. — Хотя, кажется, ты их, — киваю на смеющуюся ребятню, — и рожал за меня.

— Так и было, — хмыкает Гордей и снова крепче сжимает меня.

— Ну, правда, — восклицаю на эмоциях. — Я ничего не помню!

Муж больше ничего не говорит. Просто целует, успевая задеть языком кончик моего языка. Вроде как быстро все это происходит, буквально мимолетно, но так жадно и властно, что у меня сбивается дыхание, и пробегает по телу дрожь.

— Все, — незаметно шлепает меня по заднице. Теперь я понимаю, зачем нам на самом деле закрытая барная стойка посередине кухни. — За стол, заяц.

Совместные трапезы у нас, как и все прочее совместное времяпровождение, проходят шумно и весело. Порой дети что-то вытворяют в самый неподходящий момент, и смех разбирает, к примеру, когда рот занят чаем. Пока я делаю попытки проглотить его, Гордей пытается оставаться серьезным. Лишь брови вздергивает и губы втягивает.

После завтрака мы выходим на задний двор и направляемся к морю. Гордей несет Алисию и сумку с предметами первой необходимости, а я — плед. Мальчишки, забегая наперед, на ходу раздеваются. Качая головой, вовсю улыбаюсь.

Расстелив плед, забираю малышку и усаживаюсь лицом к воде. А муж входит за мальчишками в море. Знаю, что плавать будут долго. Мы с Алисией успеем заскучать. Хорошо, что дочка становится старше, и ее уже можно заинтересовать играми в песке. Главное, следить, чтобы не наелась. С мальчиками таких проблем не возникало, а эта мартышка все в рот тянет — землю, песок, разных букашек, собачий корм… Нужен глаз да глаз, чтобы вовремя пресечь нелегальный прикорм.

— Салют красавицам!

Первой реакцией на русскую речь является дрожь и стремительно ускорившееся сердцебиение. Обернувшись к Федору, даже выразить своего возмущения не могу.

— Она же еще не понимает? — оправдывается он.

Вроде не понимает, но нехарактерно застыла и внимает незнакомому языку.

— Прекрати, — шепотом ругаю деверя. И не сдержавшись, поддеваю: — Десять лет прошло, но твой русский по-прежнему ужасен.

— Чудо, что я его вообще не забыл.

За смехом не замечаем, как мальчишки выходят из моря. Хорошо, что они вовремя включают эмоции и с привычным ором несутся к нам, пока Гордей делает финальный заплыв. Любуюсь размашистыми и сильными гребками, которые он совершает, стремительно отдаляясь от берега.

— Привет, дядя, — налетают на Федора мальчишки. — Ты один? А где Франек? Тетя Ола?

— Скоро подъедут, — поясняет тот. — Они заезжали с утра к бабушке, а я мотался в офис.

— Супер! Будем играть в приставку? — захлебываясь эмоциями, тараторит Куба. — Ты же позволишь, мам?

— Только недолго, — выдыхаю я, перехватывая мимоходом руку Алисии с пригоршней песка. Личико дочки тотчас обиженно морщится, и вскоре нас оглушает громкий плач.

Спасает ситуацию, как всегда, Гордей. Выйдя из воды, не успевает отдышаться. Только поздоровавшись с братом, подхватывает дочку на руки.

— Что за крики, принцесса? Ты что, голодная? Ты не голодная.

Не знаю, как много способны дети понимать в этом возрасте, но, как ни удивительно, Алисия всегда внимает, что бы Тарский ни говорил. Мне кажется, она вслушивается именно в интонации. Очевидно, что они ее успокаивают. Я так не умею. А Гордею без проколов каждый раз удается этот трюк. Дочка затихает и следит глазами-пуговками за тем, как двигаются его губы. Если он делает паузу, она трогает пальчиками его лицо и издает какие-то мягкие мурчащие звуки, будто требует продолжать.