Мечтай осторожнее - Александра Поттер

— Собственно, я ждал не ради тебя, Хизер, а ради себя. — Сам с собой говорит, что ли? Однако Джеймс обращается ко мне напрямую: — Я имею в виду, сейчас. Я ждал тебя, потому что нам нужно поговорить. Очень нужно…

Уф, гора с плеч… Но облегчение сменяется настороженностью. Мне ли не знать, как переводятся слова Джеймса? Ему нужна я, чтобы выговориться. Почему я это понимаю? Да потому что сама не раз орала Дэниэлу, что «нам нужно поговорить», да только он упорно не желал выворачиваться наизнанку. Но Джеймс беспредельно откровенен — всегда готов обсуждать чувства. Эти бесконечные разговоры по душам несколько утомляют.

В ожидании ответа Джеймс рассеянно запускает пальцы в волосы, а я готовлю в уме речь. Скажу, что он мне ужасно нравится, но наши отношения развиваются слишком быстро…

— Ты ведь не любишь меня, да?

Вот вам и здрасьте… как гром среди ясного неба. Уж такого поворота я не ожидала.

— Э-э…

Я мгновенно забываю свой спич, оказавшийся совсем не к месту. Первый мой порыв — все отрицать, постараться его переубедить. «А что толку? — интересуется тоненький голосок у меня в голове. — Зачем пытаться уверить его, если ты даже себя уверить не можешь?»

— Нет, не люблю. (Вот! Я это сказала!) Мне все-все в тебе нравится, но я в тебя не влюблена. — Я смущаюсь, запинаюсь и ощущаю невыразимое облегчение. — Прости.

— Ничего. Я догадывался. — Джеймс шлет мне намек на улыбку — вроде как показывает, что не сердится. — В ту ночь, после ужина у меня дома, когда я признался тебе в любви, я надеялся услышать то же самое… а ты не ответила.

— Не ответила? Но мне казалось... — Я осекаюсь. Тот вечер я помню довольно смутно — перебрала шампанского, но уверена, что призналась ему в любви. И зря, между прочим. Вот бы все переиграть…

— Ты сказала: «Я тоже», — негромко уточняет Джеймс и тормозит на светофоре. — А мы оба знаем, это не то же самое, что «Я люблю тебя».

Он прав. Я никого не обманула. Ни себя, ни Джеймса — судя по этому разговору. Я ловлю его взгляд и понимаю, что мое желание, кажется, исполнилось. Но это не успокаивает, становится только еще грустнее.

— Ты сказала так, чтобы меня не обидеть, и я благодарен тебе, — продолжает Джеймс. — Но этого мало. Мне нужно все — или ничего.

Да что же это! Вечно я поступаю неправильно… и сама я какая-то неправильная.

— Извини. Сама не знаю, что со мной такое.

— С тобой все в порядке, Хизер. — Он гладит меня по щеке. — Возможно, все сложилось бы иначе, не будь ты влюблена в другого.

Прошу прощения?!

— Ты про моего бывшего? Да ничего подобного!

Ладно, допустим, известие о его женитьбе выбило меня из колеи, и все-таки Дэниэла я больше не люблю.

— Я не про твоего бывшего. Я говорю про твоего жильца.

— По-твоему, я влюблена в Гейба?!

На краткий миг, на микроскопическую долю секунды я осмеливаюсь спросить себя: а может, он прав? Может, именно поэтому я не влюбилась в Джеймса? Но тут же и отметаю эту мысль. С негодованием:

— Чушь!

— Я наблюдал за вами в Корнуолле, — настаивает он.

— И что? Мы просто друзья.

— Верю. Но это не значит, что между вами нет чувств. — Помолчав, Джейс добавляет мягко: — Возможно, сама ты и не осознаешь, Хизер, но это очевидно.

Загорается зеленый, и, пока мы катим по Лэдброук-гроув к Маленькой Венеции, я не свожу с Джеймса глаз. Он меня ошарашил, и все же я полна нежности. Какой он милый… Очень милый, даже если отказывается от меня и считает — не важно, справедливо или нет, — что я влюблена в другого. Слушайте, я вообще-то в своем уме? Мы с ним ни разу не ссорились, он порядочный, романтичный, он изощренный любовник — разве что чересчур изощренный. У этого мужчины нет недостатков. Он идеал.

Вот в чем дело-то!

— Ты идеальный мужчина, Джеймс. Слишком идеальный для меня. Нет, правда. Мы никогда не ругаемся, любим одну и ту же музыку, тебе нравятся романтические комедии, ты вегетарианец, ты готов покупать мне тампоны и эрогенные зоны находишь без карты… Как тебе все это удается?

— Секрет.

— Ты даже нарядился Брэдом — под пару мне, Дженет, хотя мы не договаривались… — Расстроенная, я съеживаюсь на сиденье. — И так во всем. Ты такой безупречный, черт возьми. Смотрю на тебя и понимаю, что в моей собственной жизни — сплошной бардак.

— В спальне уж точно… — Он корчит гримасу, а я краснею до корней волос.

Мы уже свернули на нашу улицу. Джеймс останавливается возле моего дома, но не заглушает мотор.

— Надо еще найти, где припарковаться, — виновато поясняет он. — Знаешь ведь, как у нас тут…

Уже нет. С тех пор как у меня появился счастливый вереск, я всегда нахожу местечко, стоит только пожелать. Но я все равно киваю. А потом мы просто… ну, смотрим друг на друга.

— Наверное, это все, — произносит он наконец.

— Видимо, да.

Даже не знаю, что сейчас следует сделать. Я привыкла расставаться со слезами, криками, бурей эмоций. А этот разрыв до смешного мирный. Перегнувшись через ручной тормоз, я целую Джеймса в щеку.

— Пока, Джеймс.

— Пока, Хизер, — дружелюбно говорит он и чмокает меня в ответ.

Выбираюсь из машины.

— Береги себя, — добавляет он. — И брось расхаживать перед окнами голая, а то вызову полицию!

Я оборачиваюсь на крыльце:

— Так ты меня видел?!

— Не только я. У меня тогда была вечеринка, — ухмыляется Джеймс. — Эй, отличные сиськи! — Подмигнув, он поднимает стекло.

Я стою на пороге своего дома и смотрю, как он удаляется — быстрее и быстрее, прочь из моей жизни. В нем было все, чего я хочу от мужчины, но, как выяснилось, любовь не только нельзя купить — влюбиться по заказу тоже нельзя.

Ночью мне привиделся совершенно чумовой сон. Вся из себя официальная, в деловом костюме, я вхожу через вращающиеся двери в здание «Санди геральд». Передо мной дверь кабинета с табличкой «Главный редактор», за столом Виктор Максфилд. Он встает, протягивает мне руку — и что я вижу? На нем корсет и подвязки, и мы уже не в его кабинете, а на свадьбе. Он отплясывает «Петлю времени», Брайан его фотографирует, а я осыпаю их конфетти…

Только это не конфетти, а малюсенькие обрывки газеты. Внезапно начинается дождь, кусочки срастаются, превращаясь в экземпляр «Санди геральд» — с моим снимком на первой полосе. Хватаю газету и, прикрывшись ею, несусь домой под ливнем. На пути мне попадается старая цыганка, я заглядываю в ее глаза… Из пронзительно-зеленых они постепенно становятся ярко-голубыми, и я понимаю, что это глаза не цыганки, а Гейба.