Правда о деле Гарри Квеберта - Жоэль Диккер

В больнице они погуляли по парку, и в укромной рощице Нола прильнула к нему.

— Гарри, я хочу уехать…

— Врачи говорят, что тебя выпишут через несколько дней.

— Вы не поняли: я хочу уехать из Авроры. С вами. Здесь мы никогда не будем счастливы.

Он ответил:

— Однажды.

— Что — однажды?

— Однажды мы уедем.

Она просияла:

— Правда? Гарри, правда? Вы увезете меня далеко?

— Очень далеко. И мы будем счастливы.

— Да! Очень счастливы!

Она крепко прижала его к себе. Каждый раз, когда она приближалась к нему, по его телу пробегала сладкая дрожь.

— Сегодня вечером бал, — сказала она.

— Да.

— Вы пойдете?

— Понятия не имею. Я обещал Эми Пратт, что приду, но настроения нет.

— О, сходите, пожалуйста! Я мечтаю туда пойти. Всегда мечтала, чтобы кто-нибудь меня сводил на этот бал. Но я никогда не пойду… Мама не хочет.

— Что мне там делать, одному?

— Вы будете не один, Гарри. Я тоже там буду, у вас в голове. Мы будем танцевать вместе! Что бы ни случилось, я всегда буду у вас в голове!

При этих словах он рассердился:

— Это как это — что бы ни случилось? Это что значит, а?

— Ничего, Гарри, милый Гарри, не сердитесь. Я просто хотела сказать, что всегда буду любить вас.

Из любви к Ноле он все-таки пошел на бал, один и скрепя сердце. Приехав туда, он немедленно пожалел о своем решении: в толпе ему было не по себе. Пытаясь казаться уверенным, он засел в баре и выпил несколько мартини, глядя, как постепенно прибывают гости. Зал быстро заполнялся людьми, гул голосов становился все громче. Ему упорно казалось, что все взоры прикованы к нему, как будто все знают, что он любит девочку пятнадцати лет. Чувствуя, что не выдерживает, он пошел в туалет, сполоснул лицо, потом заперся в кабинке и уселся на унитаз, глубоко дыша, чтобы прийти в себя. Надо сохранять спокойствие. Про них с Нолой никто знать не может. Они всегда были очень осторожны и предельно сдержанны. Нет никаких причин волноваться. Главное — вести себя естественно. В конце концов ему удалось себя уговорить, и он почувствовал, как внутри все разжалось. Он открыл дверь кабинки — и в тот же миг ему в глаза бросилась надпись на зеркале, сделанная губной помадой:

Ёбарь малолетки

Его охватила паника. Кто здесь? Он позвал, огляделся вокруг, толкнулся во все кабинки: никого. В туалете было пусто. Он поспешно схватил полотенце, намочил его и стер надпись, превратив ее в длинную жирную красную полосу на зеркале. И в страхе, что его застигнут, выбежал из туалета и вернулся в зал, как будто ничего не случилось — весь разбитый, с комком в горле; на лбу его выступили капли пота, кровь стучала в висках. Кто знал о них с Нолой?

В зале как раз начинался ужин, гости рассаживались за столики. Ему казалось, что он сходит с ума. Кто-то положил руку ему на плечо; он так и подскочил. Это была Эми Пратт. С него градом лился пот.

— Гарри, с вами все в порядке? — спросила она.

— Да-да… Просто немного жарко.

— Ваше место за почетным столом. Идемте, это вон там.

Она подвела его к большому, украшенному цветами столу, где уже сидел мужчина лет сорока с выражением смертельной скуки на лице.

— Гарри Квеберт, — торжественно провозгласила Эми Пратт, — позвольте вам представить Элайджу Стерна, щедрого покровителя нашего бала. Только благодаря ему билеты так дешевы. А еще он владелец дома в Гусиной бухте, где вы живете.

Элайджа Стерн с улыбкой протянул Гарри руку. Гарри рассмеялся:

— Так вы мой хозяин, мистер Стерн?

— Зовите меня Элайджа. Приятно познакомиться.

После основного блюда мужчины вышли покурить и немного пройтись по газону кантри-клуба.

— Вам нравится дом? — спросил Стерн.

— Невероятно. Он великолепен.

Попыхивая сигаретой, Стерн начал с чувством рассказывать, что Гусиная бухта долгие годы была их семейным загородным домом: отец построил его, потому что мать страдала жестокими мигренями, и, по словам врача, ей полезен был морской воздух.

— Когда отцу показали этот участок на берегу океана, он влюбился в него с первого взгляда. Тут же его купил и начал строить дом. Он сам рисовал чертежи. Я обожал это место. Мы столько раз прекрасно проводили здесь лето… Но прошло время, отец умер, мать переехала в Калифорнию, и Гусиная бухта опустела. Я люблю этот дом, даже подновил его несколько лет назад. Но я не женат, детей у меня нет, и мне больше не представлялось случая им пользоваться; да и в любом случае он для меня слишком велик. Тогда я поручил агентству по недвижимости сдавать его. Мне невыносима была мысль, что он необитаем и заброшен. И я рад, что в нем живет такой человек, как вы.

Стерн пояснил, что ребенком первый раз сходил в Авроре на бал, пережил первую любовь и что теперь раз в год непременно приезжает сюда, на этот самый бал, в память о детстве.

Они закурили еще по сигарете и присели на минуту на каменную скамью.

— Так над чем вы сейчас работаете, Гарри?

— Пишу роман о любви… Вернее, пытаюсь. Знаете, тут все думают, что я великий писатель, но это какое-то недоразумение.

Гарри понимал, что Стерна так просто не обманешь. Тот ответил только:

— Здешние люди очень впечатлительны. Взять хотя бы этот бал: в какую тоску он превратился… Значит, роман о любви?

— Да.

— Много написали?

— Нет, только начал. Честно говоря, у меня не получается писать.

— Да, для писателя это беда. Неприятности?

— Если угодно.

— Вы влюблены?

— Почему вы спрашиваете?

— Из любопытства. Мне стало интересно, надо ли быть влюбленным, чтобы писать романы о любви. Как бы то ни было, я преклоняюсь перед писателями. Может, потому, что сам хотел бы быть писателем. Или вообще художником, в широком смысле. Я безумно люблю живопись. Но к несчастью, у меня нет никаких способностей к искусству. Как называется ваш роман?

— Пока не знаю.

— А какого рода история любви?

— История запретной любви.

— Похоже, это действительно очень интересно, — воодушевился Стерн. — Надо нам при случае встретиться еще.

В половине десятого, после десерта, Эми Пратт объявила, что начинается тираж лотереи; ведущим, как и каждый год, был ее супруг. Едва не заглатывая микрофон, шеф Пратт тащил номера. Призы были в основном дешевые, предоставленные местными торговыми фирмами, но розыгрыш первого приза вызвал большой переполох: речь шла о недельной путевке в роскошный отель на Мартас-Винъярде, на два лица, все включено.