Грот в Ущелье Женщин - Геннадий Ананьев

– Якорь чист, – доложил старший якорной команды.

С мостика прокричали в ответ:

– Якорь на место. Походные крепления наложить.

И почти одновременно корабль плавно заскользил по сонной бухте, вспугивая дремавших на воде чаек и кайр. Полосухин поднялся на мостик.

– Ну, как пехота-кавалерия, обогатил свои познания? – добродушно спросил Конохов и добавил гордо: – Лихо парни работают. Любо-дорого посмотреть.

– Стоят и смотрят на лебедку – вот и вся работа. А ракушку с якоря не счистили своевременно. Что стоит – нагнись, да сбрось. Пусть живет. Так нет, пока не зашпилили якорь, никто не тронулся с места

Рубка взорвалась смехом. И Конохов, и штурман, и даже рулевой зашлись в веселье, а Полосухин недоуменно поглядывал то на одного, то на другого, не понимая причины столь нелепого, как он посчитал, смеха.

– Тут как-то один сухопутный командир с нами шел. Заставы проверял, – утирая выбитую смехом слезу, заговорил Конохов. – Вот здесь же мы стояли на якоре тогда. Сниматься я дал команду, а проверяющий, как и ты, – на бак. Постоял, посмотрел, потом поднимается на ГКП и говорит недовольно: «Однако ваш старший вон той группы, которая на носу, – очковтиратель». Пожал я плечами в ответ: «Да вроде бы не замечалось раньше». А он: «Не контролируете, вот и не замечаете. Людей тоже плохо знаете. Вот он доложил вам, что чистый якорь, вы поверили, приказали закрепить, а на якоре водоросли. Еще две ракушки. Считаю, наказан должен быть виновный в ложном докладе». Что ответишь? Единственно: есть. А у всей вахты щеки вспухли от сцепленных скул. То и гляди, не выдержит кто, прыснет, тогда уж никому не сдобровать. К счастью, вскоре ушел он в каюту. Тут уж мы отвели душу. Ты, пехота-кавалерия, не обижайся на нас, твои слова тот случай напомнили.

– Очередной анекдот. Мастера моряки зубоскалить. Сгрудитесь в кают-компании и травите, кто смешней что выдумает. А корабль шлепает себе по милям.

– Верно, – сразу же согласился Конохов, – анекдотов про пехоту – пруд пруди. Подходим мы как-то в Териберской губе к причалу, солдатик встречает нас. Подхватил бросательный конец и давай его на кнехт наматывать. Матросы на палубе – в лежку. А я перемог себя и на полном серьезе спрашиваю: ты что, милый, делаешь? Отвечает, что пришвартовывает корабль, как велено. Совершенно серьезно отвечает. Матросы на баке и на юте корчатся, а солдатик шпагат на кнехт наматывает. Старательно. Как ни в чем не бывало.

– Прекрасно, – развеселившись, признал Полосухин. – Не хуже той записи в вахтенном журнале.

– Какой?

– Пустяк. Потом как-нибудь.

Так до вечера и промолчал. А когда на вечерний чай пригласили, специально припозднился, чтобы все офицеры корабля собрались. Входит и спрашивает:

– Ну что, нормально плывем? Ничто за бортом не булькнуло?

Единственную морскую байку знал Полосухин, о записи в вахтенном журнале: «Проходя Маточкиным шаром, за бортом что-то булькнуло. На подъеме флага выяснилось – исчез боцман Загорулько», – ее и рассказал. Только удивишь ли моряков старой шуткой, им свеженького подавай. И конечно же капитан-лейтенант Царевский не преминул еще раз напомнить об этом сухопутному человеку:

– С бородой анекдотец. Подлинней, чем у нашего командира.

Но лиха беда – начало. Пошел вечер по проторенной дорожке: высмеивали моряки пехоту-кавалерию, а заодно и себя. Полосухин и наматывал, как говорится, на ус. А уж потом ему и впрямь пальца в рот ни в коем случае нельзя было класть. Оттяпает руку. Тем более, репертуар постоянно пополнялся, когда собирались офицеры отряда на совещание, либо на отрядное партийное собрание. Вот и стала обычной беззлобная перепалка двух командиров – морского и сухопутного.

– Прошу в кают-компанию, – отсмеявшись, радушно пригласил нас Конохов. – За чаем попробуем разобраться, посланник ли Нептуна на Кошках кайру пугает, или какая-нибудь нечистая сила?

В кают-компании уютно и тихо. Едва улавливается работа вспомогательного двигателя. Конохов, кивнув на диван, пригласил:

– Прошу. Чувствуйте себя как на берегу.

Сам устроился удобно в командирском кресле во главе стола, и тут же в дверях появился вестовой.

– Прошу разрешения?

В руках он держал поднос с чайником и чашками.

Конохов кивнул согласно, и матрос ловко расставил на столе чашки, достал из холодильника масленку, из буфета вазу с печеньем и сахарницу.

– Приятного чая. Прошу разрешения выйти?

Конохов сам разливал по чашкам чай, а потом, отпив с явным наслаждением несколько глотков, спросил:

– Обычно вы острова осматриваете, начиная с Кувшина?

– Нет. Не шаблоним.

– Тогда что же, тогда все в порядке. Мой совет такой: осмотрите острова обычным порядком, а у Кувшина остановки не делайте, мотор не глушите. Скользнуть нужно у кромки, секрет выпрыгнет, а катер – вперед. Никаких чтобы намеков на высадку. Это – самое главное.

– Вы думаете, за нами ведется наблюдение?

– Думать мы вправе все. Действовать же следует весьма осторожно. Знаете, как далеко по воде разносится стук двигателя? То-то. Сбрасывать со счетов этот фактор не следует.

– Многое не ясно, – высказал я свое сомнение. – Если есть люди, почему не появляются на берегу? Что им под водой делать? Да база где?

– Считаю, база на Дальних кошках, – уверенно ответил Конохов. – Там. «Гидрограф» оставил ее. А на берег? Возможно, у них иная задача – изучить глубины в Атай-губе. Это ведь тоже важно. Какая нечистая сила их заманивает? Предположение, что вдруг в губе началось строительство базы. Вот… Я пойду на Дальние кошки. Проскребу их вдоль и поперек.

– Шум излишний, – возразил Полосухин. – И опасно.

– Насчет шума подумать стоит. А опасно? Так я там уже погибал, – Конохов шевельнул ложечкой чай. – Сколько лет минуло, а – будто вчера случилось.

Командир корабля

– Конохов? Степан? – переспросил военком. – Стало быть, Прова внук?

– Его, дядя Матвей.

Райвоенком был из их деревни Лихие Пожни. Дома их соседствовали. Призвали дядю Матвея задолго до войны. Служил он срочную, затем закончил училище, и едва выпустился – грянула Финская война. Орден Ленина на ней получил за храбрость. Отличился и в первые дни Великой Отечественной, за что отмечен орденом Красного Знамени. Вот они – оба на слинялой гимнастерке, повыше приколотого булавкой пустого рукава.

– Не дядя Матвей, а товарищ капитан. Не в палисаднике встретились, – сердито проворчал военком и тут же спросил с удивлением: – Постой, постой, годков-то тебе сколько?

– Восемнадцать. Справку в Сельсовете дали же.

– Ишь ты, ловок! Сдается, тебе шестнадцать есть ли? – с явным сомнением произнес военком, почесал подбородком ладонь и отрубил: – Ладно. Справка есть – справка. Да и ты крепок. Весь в деда. Одно слово – Дуросил.