Дикие псы - Иван Сербин

— Давай. Димка тоже сел, принялся рыться в купюрах, отбирая банкноты одного достоинства и складывая их в отдельные стопки. Милка подошла ближе, опустилась на корточки, обняла Димку за плечи.

— Тут много, — сказала она.

— А надо больше, — возразил Славик. Артем покосился на кучу денег, но от окна не отошел.

* * *

День Георгия Андреевича Конякина начался просто омерзительно. Во-первых, исчезла Анна. Честно говоря, он немного заволновался: не сунулась ли в петлю, дура, прихватив за компанию этого гаденыша, своего братца, и оставив записку «трогательного» содержания. Мол, в моей смерти прошу винить Конякина Георгия Андреевича. Однако отправленный по адресу охранник ни трупов, ни записок в квартире не обнаружил. Анна исчезла совместно с гаденышем-братцем. Очевидно, элементарно «сделала ноги». Таким образом, ему не удалось в полной мере насладиться мщением. Мелочь, а настроение испортилось. Конякин очень не любил, когда его «имели». Затем он позвонил своему человеку в «Абвере».[3]Генералу Сигалову. Тот поднял шухер на все управление, но вчерашний мент, Толя, извиняться категорически отказался. То, что следака отстранили от дела, Конякина не удовлетворило. Правда, Сигалов пообещал ему, что в течение недели мента уволят по служебному несоответствию, но это когда еще будет. Пока же Конякин испытывал лишь раздражение. Затем позвонили партнеры. Впрочем, даже не сами партнеры, а их «шестерки». Пожаловались, что Вован и Дукат, пацаны, которые отрихтовали Анькиного гаденыша, залетели в ментовку. За что, точно неизвестно, но скорее всего гаденыш их и вложил, сука. Пришлось снова звонить Сигалову и договариваться о том, чтобы пацанов выпустили под подписку, а потом «сбили» им срок, а лучше бы и вовсе спустили дело на тормозах. Не то чтобы Конякин сильно беспокоился о каких-то «быках». Просто в ходе ментовских разборов могло всплыть и его имя, а ему сейчас это было не с руки. Сигалов пообещал связаться с нужными людьми, которые все и уладят, пожаловался на нищую жизнь. Машина вот забарахлила… Конякин намек понял. Сказал, что с машиной — вопрос решаемый. Доброе отношение он умеет ценить. На том и расстались. Но это были еще цветочки. Ягодки пошли позже. В начале первого ему позвонил Николай Михайлович Хритинин и голосом, исполненным вселенской скорби, сказал:

— Георгий Андреевич, у меня для вас плохая новость. Конякин вздохнул и закрыл глаза рукой.

— У меня сегодня все новости плохие, — недовольно проворчал он. — Давай, выкладывай.

— Георгий Андреевич, какая-то шпана ограбила наш банк на Смольной.

— Что-о-о? — Конякин почувствовал, как у него затряслись губы. Не от злости, от изумления. Хритинин являлся президентом «Коммерческого кредитного». И только. А вот хозяином банка был именно Конякин. Ну, не он один, разумеется. Еще друзья, партнеры, финансовое состояние которых, при всей величине и надежности, периодически нуждалось в… э-э-э… услугах своего рода прачечной. Торговый дом, магазины, банки, которыми владел Конякин, и выполняли роль этой самой прачечной. Тот, кто сегодня осмелился залезть к Конякину и его партнерам в карман, был, как правильно заметил Хритинин, именно шпаной. Серьезный человек никогда не станет устраивать наезды, не выяснив для начала крутость «крыши» клиента. Сегодня днем кто-то очень и очень просчитался. Конякин не сомневался: если шпана, работнувшая банк, имеет хоть отдаленное отношение к криминальному миру — их в конце концов разыщут, и вот тогда…

— У нас есть видеозапись, — постарался хоть немного поднять хозяину настроение Хритинин.

— Сколько взяли?

— Слава Богу, в деньгохранилище они зайти не догадались, а прямо перед налетом приезжали инкассаторы, большую часть налички вывезли…

— Сколько? — тяжело повторил Конякин.

— Что-то около двадцати пяти тысяч долларов.

— Твою мать, — процедил Конякин сквозь зубы. — Ментов уже вызвали?

— Охранники тревогу подняли.

— Тревогу они подняли. Лучше бы твои охранники банк охраняли, а не тревогу поднимали, — рявкнул Конякин, чтобы хоть немного выпустить копящуюся под сердцем злобу. — Ладно, жди. Минут через десять буду. Он швырнул трубку на рычаг, поднялся, надел пальто, вышел в коридор, громко хлопнув дверью. Пройдя через торговый зал, толкнул двери главного входа и… обомлел.

— Эй! Эй, эй, эй!!! — заорал Конякин, устремляясь вниз по ступеням. Два здоровых мужика в форме подцепляли его «Вольво» к «эвакуатору». — Вы чего делаете? Эй! Мужики продолжали «делать», не обращая внимания на истошные крики. Конякин скатился по ступеням, подбежал к машине.

— В чем дело, мужики? — рявкнул он, досадуя, что нельзя вместо вопросов просто насовать этим двоим шустрилам в репу.

— Эвакуируем машину, согласно распоряжению мэра Москвы, за парковку в неположенном месте, — сухо ответил один из мужиков.

— О чем вы говорите? Здесь же разных тачек… как негров в Африке. И все запаркованы в неположенном месте. Выбирайте любую другую и эвакуируйте на здоровье.

— А мы уже выбрали. Мужик безразлично пожал плечами и принялся выписывать квитанцию.

— Завтра с девяти утра можете подъехать на штрафную стоянку службы технической помощи ГИБДД, наш сотрудник составит акт, заплатите штраф и заберете свою машину.

— Чего? — прищурился Конякин. — Я вот сейчас скажу «фас» своим ребятам, и они разгрызут эту вашу таратайку, вместе с вами обоими, пополам. Понял, нет?

— В чем дело, товарищи? — из кабины эвакуатора выбрался мент. Самый настоящий сержант, при форме, при фуражке и при оружии, как положено. Со значком ГИБДД на груди. — Возник конфликт? Мужики только пожали плечами. Мент, хитро поглядывая, закурил, остановился у кабины. Конякин матернулся еще раз беззвучно, стравливая пар. При сержанте лезть в бутылку не стоило. Можно было и в отделение загреметь, а у него времени — чтобы только в петлю залезть.

— Ладно, все в порядке, парни. Все в порядке. Я пошутил. — Он все еще старался выдерживать имидж «крутого». — Давайте без эвакуации обойдемся, лады? То же самое, только без эвакуации. Какой там у вас штраф полагается?

— Две тысячи — транспортировка и по шестьсот за каждые сутки хранения машины.

— Итого две шестьсот, да? — старательно растягивал губы в ядовитой улыбке Конякин. — Две шестьсот, да? Твою мать! Это я не вам. — Он достал пухлый бумажник, принялся отсчитывать хрустящие сотенные купюры, бормоча себе под нос: — Триста… Четыреста… Пятьсот… Две тысячи шестьсот. Держите… — И протянул деньги. Мужики уставились на них, как на ядовитую змею. Сержант медленно вытащил окурок изо рта, бросил его на газон. — Что? — спросил Конякин, чувствуя неладное. — Слушайте, мужики, у меня только что банк ограбили. Времени нет. Берите бабки, отцепляйте машину, и я поеду.

— Банк? Это который за парком, на Смольной? — явно сочувственно спросил один из мужиков.

— Он самый.

— Не повезло. Понимаем. Но поделать ничего не можем. — И демонстративно убрал руки за спину. — Российская милиция денег не берет.