Каурай. От заката до рассвета - Александр Артемов

пропасть. Пока он летел, его несколько раз перевернуло в воздухе, и Игриш вовсе перестал что-либо понимать. Сознание как отрезало.

И вот он здесь. Целый и…

Зажмурившись от внезапной догадки, он медленно сунул руку под одеяла и пощупал обе свои ноги. На месте.

Тогда, может быть, он разбился, и это посмертие?.. Три ведьмы, как три стражницы загробного мира. Возможно, когда он немного отдохнет, ему придется отвечать на всякие каверзные вопросы о прожитой жизни. Тогда, решил Игриш, он будет рассказывать о себе только плохое и самое гадкое, дабы получить право переродиться злющей собакой. В таком виде он доберется до замка Крустника, станет одной из его борзых и во время охоты вцепиться князю в яйца. Да, таков вкус мести.

Или попросить стать кем-нибудь еще более гадким и злобным, вроде Красотки?

Кстати, куда она подевалась? Скорее всего, кобыла так и осталась летать с ведьмами. Игришу было почти жаль их. С Красоткой они намучаются.

Хотя Игриш и так провел в беспробудном сне больше чем нужно, глаза упрямо слипались. Хотелось забраться в одеяло с головой и оставить эти вопросы на потом. Он еще успеет расспросить колдуний обо всем — если, конечно, им не взбредет в голову сунуть мальчишку в кипящий котел и не сварить живьем в печи, которая примерно вдвое больше, чем требуется такой небольшой избушке, затерянной в чаще.

Из размышлений его вырвал какой-то шорох на печи:

— Эй, — спросила брюхатая печка мальчишечьим голоском, смутно знакомым. — Ты спишь там?

Игриш еще чуть приморгался к темноте и подумал, что видит странный сон. Белое лицо, которое глядело на него чуть ли не из-под самого потолка, ему кого-то напоминало. Нет, явно не скоморошью морду.

— Милош? — проговорил мальчик, узнав знакомого мальчонку, которого он последний раз видел меж зубов гигантской кошки.

— Да, — кивнул тот. — Ты откуда меня знаешь?

— Мы сидели вместе в конюшне, забыл что ли?

— А… — задумался он, все отчетливее угадываясь в темноте. Бесенок подобрался поближе к краю и свесился вниз, вглядываясь в лицо Игриша. — Это же ты, Груш?..

— Гриш, — кивнул мальчик, но не успел он обрадоваться, как хлопнула дверь, и мальчики снова притворились спящими.

— Где это?.. Где? — метнулась быстрая фигурка Малуньи под лавку, пытаясь найти нечто среди горшков и баночек. Коту вся эта суета очень не понравилось — с шипением он вскочил на сундук, где недавно сидела сама Малунья, но вскоре ведьмочка прогнала бедное животное и оттуда. Откинула тяжелую крышку и едва не пропала там с головой.

На пороге застыла Хлоя, кусала губы и напряженно ждала.

— Нашла? — срывающимся голосом проговорила слепая, оглядываясь на двор, но Малунья только отмахнулась. — На нем там живого места нет. Сращивать придется пару часов, кабы не больше… Если он провалится в сон, то рискует остаться волком навсегда. Дура, что же ты не сказала …

— А мне откуда было знать, что это знакомец ваш?! Гавкали-гавкали на меня, и вот вам! А дура-то все равно я.

— Молчала бы уже. Ищи настойку Керр, быстрее!

Следом, громко звеня колокольчиками, в комнату влетела Ванда и сунулась помогать Малунье. Наконец она вскочила и, прижимая к груди какую-то запыленную бутылку, побежала во двор. С ее уст все не слезала широкая озорная улыбочка. В следующее мгновение вся троица ведьм покинула комнату, и не успели они плотно закрыть за собой дверь, как с печи снова показалась голова Милоша:

— Гриш?! Это ты, Гриш?

— Да я это, я!

— Надо бежать, Гриш! — горячо зашептали бескровные, искусанные губы. — Эти женщины ведьмы! Они сумасшедшие!

— А?..

— Что, а?! Съедят они нас, как пить дать, съедят! Я слышал, что глубоко в Рыжем лесу живут безумные старухи, которые уводят детей в чащу. Их сажают на цепь в подвале, откармливают, потом сдирают кожу и варят из их косточек себе щи. Как ты думаешь, зачем мы еще им сдались? Это наш шанс. Бежим, пока им не до нас!

Мальчик попытался слезть с печки, но тут снова с грохотом открылась дверь, и он юркнул обратно. Еще долго они с Игришем лежали, затаив дыхание, и слушали, как ведьмочки бегают туда-сюда. Дверь билась о стену наверное десяток раз, и неизменно одна из ведуний, охая и ругаясь самыми последними словами, шелестела платьем, гремела бутылками, хрустела старыми страницами, но в конце концов неизменно скрывалась за дверью сжимая в дрожащих руках то стальные спицы, то острый нож, то вообще пучок душистых трав. Но не успевала одна колдунья покинуть сруб, как на ее месте появлялась другая, переворачивая то, что до нее перевернула ее товарка. Игриш долго слушал их причитания, торопливые шаги и звон колокольчиков, но вскоре сонливость взяла свое и мальчика сморило.

Тут дверь влетела в стенку как-то особенно сильно, вырвав Игриша из полудремы. В избе стояли Хлоя с Вандой и внимательно осматривали разворошенную комнату, которая выглядела так, словно к ним залетел вихрь и перевернул все вверх дном.

— Где же она? — строго спросила Хлоя у своей товарки. — Видишь ее где?! Эта дура перепутала настойку Керр с эликсиром Енохий! И что теперь делать с ним? А ты куда смотрела?!

Ванда лишь печально покачала колокольчиками и коснулась ее локтя, на что Хлоя только зашипела:

— Сбежала, сучка! Сбежала! Сунула нам еле живого мужика и сделала ноги!

Колдунья пыталась говорить рассерженно, но на последнем слове ее голос дрогнул. Ванда погладила подругу по голове, а потом ткнулась носом Хлое в плечо. Плечи немой колдуньи задрожали, и она принялась тихонько плакать.

— Ну-ну, птичка моя, не плачь, — проговорила слепая колдунья, едва сдерживая слезы. — Он же там. Жив-живехонек, только шерсть еще не вся повылезла. Пойдем, милая. Хлебнешь чуть-чуть моей настоечки, а потом снова за дело. Ему нельзя оставаться одному в таком состоянии. Пойдем. Особенно после Енохия. Эх, Малунья, попадись ты мне…

И обе снова скрылись за дверью, наконец оставив мальчиков одних. Какое-то время оба лежали в тишине, оцепенев и каждое мгновение ожидая что колдуньи снова вернуться. Но Бесенку вскоре надоело ждать от моря погоды: он решительно откинул опостылевшее одеяло и спустил ноги с печки.

— Милош?..

— Да чего?! — раздраженно зашипел Бесенок, пытаясь пальцами нащупать выемку печурки, чтобы поставить туда стопу, но все никак не мог. — Бежим, дурак! Быстро, сейчас или никогда!

— Ты же это…

— Да чего, блин?! Ууу…

— Ты голый, — покраснел Игриш и отвернулся от тощего белого пятна, которое с кряхтением слезало на пол.

— И что дальше?! Ты жить хочешь или нет?! Смотри, на лопате особо не заживешься!

— Хочу…

— Ну так