Каурай. От заката до рассвета - Александр Артемов

— Кишка тонка, малец! — ощерился Каурай. Собака, заметив его оскал, медленно вытащила морду из тарелки и зарычала.

— Твою клятую лошаденку мы тоже знатно помучаем. Дядька сказал, что такая норовистая скотина нам в хозяйстве не нужна, и уж если он не сможет сломать ее, то изрядная выйдет из нее колбаска! Но тебе попробовать ее уже не удастся, так как уже завтра тебя привяжут к двум березкам и отпустят полетать. Или… — он облизал губы, — может, и не стоит ждать так долго? Ну-ка, Жук…

С этими словами он схватил рычащую собаку за ошейник и подцепил ее привязь лезвием бритвы. Псина плотоядно заурчала, напрочь забыв о недоеденном кушанье. Перед ней сидела жрачка покрупней…

— Драко… — раздался голос у парня из-за спины, и тот подпрыгнул на месте.

Рядом с опешившим Драко возвышалась широкоплечая фигура Ранко. Молодой казак слегка улыбнулся ему, но его глаза смотрели строго. Собака глянула на нового посетителя, разочарованно гавкнула и вернулась к своему позднему перекусу.

— Пойдем уже, пора спать, — мягко проговорил казак и попытался увести Драко, но тот отбросил его руку со словами:

— Да пошел ты! Ты тоже не лучше этого! — воскликнул он и бросился бежать, на ходу вытирая слезы.

Ранко проводил его взглядом и вздохнул:

— А ведь его невозможно осуждать… Отцов не выбирают. Теперь мальчишка не успокоится, пока не увидит твою смерть.

— Не все отцы заслуживают отмщения, — сказал Каурай, с горечью наблюдая, как собака дожирает его ужин. — Уж точно не тот, который решился прийти с бандой подонков под окна к спящим людям.

— А слез? Слез они тоже не заслуживают?

— У меня не было отца, и я бы не стал плакать о нем, — пожал плечами одноглазый. — Но и жалеть мальчонку я не собираюсь. Если бы не налет, мы бы вообще здесь не оказались. Ни ты, ни я.

— Резонно, — присел на корточки Ранко. — Но разве способен здравый рассудок сопротивляться чувствам, особенно когда вот он, — он ткнул пальцем Каураю в грудь, — человек, убивший твоего отца. Сидит здесь, как на ладони. Разве смог бы ты удержаться от такой возможности отомстить? Не возникло ли у тебя мысли, что это шанс? Даже если потом ты страшно за это заплатишь? Стал бы ты придумывать оправдания, почему твой отец, возможно, заслуживал смерти, а убийца и вовсе — совершил «добрый» поступок?

— К чему ты клонишь? — подозрительно глянул на него одноглазый.

— К тому, что он не один, кто так думает.

— Хмм, и что они решили?

— Половина убеждена, что ты заслуживаешь виселицы. А другая половина считает, что тебя нужно потравить собаками — это интересней.

— И что нет никого, кто заступился бы за убийцу разбойника?

— Речь идет не просто о каком-то разбойнике, а о члене общины. А судить и карать члена общины может только сама община. Это…

— …их закон, я понял! — сплюнул одноглазый себе между ног. — Но просто так смириться со здешними понятиями о добре и зле я не собираюсь. Есть хоть кто-нибудь, у кого еще не пропала слепая вера в «закон»?

— Хм, — почесал подбородок Ранко. — На самом деле, лишь Вармей старается отрешиться от чувств. Но не думай, что он на твоей стороне и пытается не выгородить тебя — ты ему никто. Он хочет отыскать истину.

— Как похвально.

— А истина такова, что Ролло — так звали человека, убитого тобою прошлой ночью — получил по заслугам. Он был бедовый человек и часто знался с лихими людьми. В общине у него были хорошие отношения разве что с сыном, да с братом Гароном, и то конфликтов была масса. И вот его дорожка пришла к известному концу… На этой почве стоит Вармей, но родственникам и друзьям Ролло наплевать на его грехи. Они хотят твоей крови.

— И что у Вармея нет влияния на них?

— Есть, но они будут слушать, только если речь идет о члене общины. Ты же пришлый, чужой человек, и ты для них ничем не лучше этой собаки. Нет, вернее, эта собака тоже член общины, так что…

— Проказа!

— Вот именно. Но даже если случится чудо, и Вармею как-то удастся переубедить их и отпустить тебя — в чем я крайне сомневаюсь! — далеко ты вряд ли уйдешь. Близкие Ролло поклялись кровью, что долго на этом свете ты не задержишься. Это право кровной мести. Это тоже их закон.

— Что ж не они первые, не они последние, — хмыкнул Каурай. — Короче, завтра меня ждет виселица, а Красотку нож мясника.

— Похоже на то… Но не факт, что тебе достанется именно виселица. Они вполне могут, как и сказывал Драко, разорвать тебя березами. Или же всем табором просто переехать тебя на телегах. Они уже проделывали нечто подобное, когда один пройдоха попытался украсть у них лошадь. Но то была лошадь…

— Забери тебя ветрянка…

— Хех, они горазды на всякие штуки. Это только казаки Кречета, ежели что — сразу вешают без лишних церемоний. А эти изрядные фантазеры… Житуха у них нелегкая. Когда всю жизнь с места на место — как колесо, не заметишь, как озвереешь. По себе знаю.

— Слушай, а ты чего до сих пор тут делаешь? Ты чего тоже член общины?

— Нет, но я у них на хорошем счету, — неловко улыбнулся Ранко и почесал псину за ухом. Та довольно раскрыла свою зубастую пасть и облизнула казаку пальцы. — Как я говорил, когда-то я помог им, а они умеют хорошо помнить добро. Как и зло.

— И как я понимаю, ты пришел не за тем, что развязать меня и помочь мне сбежать?

— Не так быстро, — нахмурился Ранко и оглянулся проверить, не подслушивает ли их кто, но вокруг не было ни души. — У нас с тобой есть общее дельце, помнишь?

— Ранко, нашел ты время…

— И не думай, что я от тебя просто так отстану и дам им повесить тебя, — поднялся Ранко со своей обычной широкой улыбкой. — Сначала мы обнажим сабли. И если кто-то и убьет тебя, этим человеком буду я.

С этими словами молодой казак растворился в тенях.

Каурай сидел и таращил глаза в удаляющуюся спину, недоумевая, что задумал этот неуемный повеса. Вскоре тот скрылся за одним из фургонов, оставив одноглазого один на один с сытым псом. Жук сладко облизнул слюнявую морду и растянулся на земле.

Проказа… — уронил Каурай голову и пожалел, что не попросил казака хотя бы ослабить узлы.

* * *

Она пришла под утро.

Давно уже затихли последние язычки пламени, отдавая бразды правления тьме. Под