Тверской Баскак - Дмитрий Анатолиевич Емельянов

— Так кто ж это ведает! Там же ведь лес один кругом, никаких границ не отмеряно. На север новгородский Торжок, на юг твоя Тверь, княже. Никто до меня на те места прав не предъявлял, так что судите сами.

Александр нагнулся к уху отца и начал что-то ему шептать. Все то время, что он слушал на его губах царила загадочная усмешка, не говорящая мне ничего. Я уже начал нервничать, когда Ярослав, наконец, выдал свое решение.

— Человек ты полезный, Фрязин, и сын мой тобою доволен. Посему поселение, что ты основал на левом берегу, напротив Твери, вместе с освоенной землей жалую тебе в вотчину на озвученных тобою условиях. А что касается рудника, то это земля новгородская, и я тебе отписать ее не могу, но… — Он сделал паузу, заставившую меня вновь поверить в удачу. — Мы тут с сыном посоветовались и вот что решили. Отдать тебе сей рудник я не могу, но в моей воле пообещать, что ежели сможешь его удержать, у меня к тебе претензий не будет.

Он замолчал, а я в который уже раз за сегодня склонился в благодарном поклоне.

— Благодарю тебя, княже, за мудрость и справедливость! — Говорю, а сам думаю про себя.

«Следует еще добавить за хитрожопость и изворотливость. Хочешь моими руками новгородцам нагадить, ну что ж, разумно! Не все же мне тут комбинации крутить».

Глава 16

Обратно до Твери шли опять на лыжах, а это, если мне не изменяет память, почти двести пятьдесят километров. Тянулся поход бесконечные десять дней, и за это время я проклял все на свете и твердо решил, больше в такие авантюры не пускаться. Личный пример я подал, а теперь пусть молодежь сама справляется, а я буду только приказы раздавать. Это мое раздражение было вызвано откровенной завистью, хоть и белой.

Я ведь еще и сам не старый, мне всего-то двадцать восемь стукнуло бы в этом году, если б, конечно, я в своем времени остался. А теперь, даже не знаю, сколько мне сейчас и как считать-то дальше?! Я это к тому, что десять дней на лыжах по зимнему лесу вымотали меня до предела, а для двух десятков парней из этого времени они прошли как развлекательная прогулка. Вечером я совершенно без сил и жмусь к костру, потому что холод пробирает до костей, а эти балагурят, смеются. Тулупы расстегнуты, и, кажется, будто им и костер не нужен, сейчас зароются в снег, как собаки, и заснут. Просто железные люди какие-то, и единственное утешение мне было в том, что это мои люди, а значит все у меня получится.

К счастью, все это уже в прошлом и вот они — ворота Заволжского острога. Народ высыпал встречать, и на мосту через ров давка. Матери, жены обнимают своих мужчин, и я тоже счастлив! Во-первых, потому что мучения закончились, и я все выдержал и не сломался, а во-вторых, потому что смог привести всех домой живыми, и никто сейчас слезами не заливается.

Сбросив опостылевшие лыжи, прохожу в ворота и сразу же попадаю в лапы торжественной, официальной встречи. Калида, Ярема, с ними какие-то тетки в пуховых платках и с блюдом, на котором высится караван хлеба и солонка.

Калида и староста кланяются мне в пояс и пытаются сказать какие-то полагающиеся в таких случаях слова, но я не даю им этого сделать. Обнимаю обоих по-братски, благодарю за встречу, за службу и сам не знаю за что еще, потому что расчувствовался, и от умиления даже баб с подносом переобнимал всех.

— Ну, как вы тут без меня?! — Отламывая кусочек хлеба, макаю его в соль и весело смотрю на Калиду.

Тот слегка ошарашенный моей выходкой что-то пытается несвязно рассказать, но я вновь перебиваю его.

— Да знаю, знаю я все! Молодцы! — Поворачиваюсь к Яреме и тоже хвалю. — И ты молодец, староста, справился! — В этот момент мой взгляд упирается в еще одну женщину. Нет, скорее девушку, молодую и очень красивую! Секундное сомнение сменяется полной уверенностью, да это же Иргиль!

«Мать честная! — Застываю я от изумления. — Как же так-то?!»

До этого дня я и видел-то ее всего пару раз. В первую встречу, замотанная в тряпки и шкуры, немытая и нечесаная, она реально больше походила на сказочную бабу-ягу. Потом это случалось больше со спины, когда она кого-нибудь резала или зашивала, и всегда в каком-нибудь бесформенном балахоне. Я знал, конечно, что она достаточно молода, но все же был уверен, что ей за тридцать и выглядит она как крепкая, ширококостная крестьянская женщина. Сейчас же впервые вижу ее вот такой, какая она есть. Маленькая, стройная девчушка с по-славянски скуластым открытым лицом и длинными, отливающими глубиной черными волосами. Чуть подкрашенные, огромные зеленые глаза смотрят задорно и иронично, как и чуть вздернутые уголки очерченных губ.

Отломанный кусочек хлеба застывает на полпути ко рту и, не спуская глаз с девушки, я подхожу к ней.

— Ну, здравствуй, Иргиль! — Мой голос выдает мою растерянность, и я слышу в ответ.

— Здравствуй, наместник! — Ее длиннющие ресницы взлетают вверх. — Рада, что ты вернулся целым и невредимым. — Темно вишневые губы изогнулись в ироничной усмешке. — А то мне и без тебя работы хватает!

Сказав, она развернулась и, не дожидаясь моей реакции, пошла в сторону своей хибарки. Я еще пару мгновений молча смотрю вслед ее покачивающимся бедрам, пока голос Яремы не приводит меня в чувство.

— Ты, господин, поаккуратней, не поведись на чары колдовские.

Кошусь на него, издевается что ли, и вижу, нет, тот на полном серьезе. Тут и Калида свое слово вставил.

— Девка полезная, но что-то в ней бесовское точно есть! — Сказал и смотрит на меня так пристально, словно убеждает — не водись с ней, не доведет она тебя до добра.

Это уж слишком, и я возмущенно повышаю голос.

— Да вы что, сговорились?! Мне теперь и смотреть в ее сторону нельзя.

На это слышу сочувственный вздох Яремы.

— Жениться бы тебе надоть, господин!

— Ааа! — В сердцах махнув на них рукой, я двинул в сторону своего дома.

Иду, дожевываю на ходу подсоленный хлеб и думаю, что мужики-то правы.

«Секса уже больше полугода не было! Если не жениться, то хоть любовницу какую завести что ли!»

* * *

В проем бойницы на городской стене хорошо виден тронувшийся на Волге ледоход. На моих глазах зажатая со всех сторон льдина вдруг с грохотом вздыбилась и выползла на берег, словно огромное