Родина - Фернандо Арамбуру

– И сигареты.

– Но только если будешь твердо уверен, что нет ни малейшей опасности. Я не хочу, чтобы тебя из-за нас арестовали.

Вскоре Горка вернулся со вторым велосипедом. И рассказал, что в квартиру не входил, так как у подъезда крутились какие-то непонятные типы. Наглое вранье. Просто ему не захотелось там лишний раз светиться.

Хосе Мари:

– Ладно, не важно.

Хокин:

– Какой у тебя размер ноги? – И взял у Горки его ботинки в обмен на свои тапочки, сославшись на то, что: – Тебе ведь только до дому дойти.

Они обнялись на прощанье. А Хосе Мари еще и звучно, по-братски, поцеловал Горку в щеку.

– Ты у нас парень что надо и всегда был что надо, мать твою за ногу.

Уже собираясь уходить, Горка вдруг вспомнил про поручение Хошуне:

– Ничего не хочешь ей передать?

Хосе Мари уже нажал на педали:

– Скажи, чтобы жила своей жизнью.

И оба друга уехали, а Горка, которому в ту пору было только шестнадцать, смотрел, как они катят на своих велосипедах в сторону шоссе – Хосе Мари в шерстяном жакете, позаимствованном на время у брата, Хокин в его же ботинках. И Горку кольнуло дурное предчувствие.

– А почему ты не рассказал мне об этом тогда же? Я была уверена, что мы друг другу доверяем.

– Мне было шестнадцать. Я здорово перетрухнул. Подумай сама: когда несколько дней спустя в доме родителей устроили обыск, я не сомневался, что это пришли за мной, а не за Хосе Мари, который, в конце-то концов, успел из поселка свалить. Сколько ночей я не спал!

– А родителям ты тоже ничего не рассказал?

– Никому.

Аранча строго/сочувственно упрекнула его. Неужели Горка не понимал, что, отправляясь за велосипедами, становился соучастником тех, кто готовился стать террористами. По ее мнению, Хосе Мари поступил подло (когда она говорила это, лицо у нее напряглось, губы поджались, а в глазах появилась настоящая злоба), использовав брата для связи с таверной “Аррано”, хотя не мог не понимать, какому риску его подвергает. Горка ведь был еще совсем юным, но попади он в лапы гражданских гвардейцев…

– Они бы тебя не пожалели…

Взгляд у нее теплеет. Наивный, боже, какой же он наивный. Ладно, в конце концов, с тех пор утекло слишком много времени. И она, улыбнувшись, предлагает ему еще чашку чаю.

– Они ехали на своих велосипедах в сторону шоссе, и я подумал: с чего они так веселятся? У меня появилось предчувствие, что теперь я долго их не увижу.

– Хокина ты можешь навестить на кладбище. А нашего братца мы видели только сегодня – по крайней мере видели фотографию – в теленовостях. Или ты все-таки встречался с ним в последние годы?

– Я? Нет, и даже не знал, где его носило.

Горка говорит, что, пока он жил в поселке, ему было очень трудно держаться в стороне и не заразиться царящими там левыми настроениями. Поселок маленький, объясняет он, отвертеться от их дел не удалось бы. Когда устраивались манифестации, чествования или вспыхивали стычки – а что-то подобное происходило постоянно, – никто не проверял участников по списку, но всегда находились зоркие глаза, которые внимательно следили, кто пришел, а кто нет.

Сейчас Горка рассказывает сестре, что время от времени он заглядывал в таверну “Аррано”. Заказывал маленький стакан пива, толкался там минут пятнадцать, чтобы только его заметили, – и до свидания. На самом деле он не выносил даже запаха этого заведения. Кроме того, Горка так и не пристрастился ни к сигаретам, ни к выпивке, да и спорт его, как он выражается, не возбуждал. Все знали о его увлечении чтением. Все знали, что парня не привлекают гулянки и кутежи и по вечерам он предпочитает оставаться дома. Запирается у себя в комнате или сидит в муниципальной библиотеке. В шутку его называли монахом. Но на самом деле уважали за то, что он хорошо владеет родным языком – эускера. И еще за одну вещь. Что, по его собственному признанию, служило ему верной защитой:

– То, что я был братом Хосе Мари, придавало мне весу. Брат в ЭТА – не шутка! Я мог казаться им странным, замкнутым, необщительным, но никто не ставил под сомнение мои политические взгляды.

– Как? У тебя были политические взгляды?

Горка только улыбнулся в ответ. Хороший вопрос! Он попытался отшутиться:

– Раз в пять месяцев какой-нибудь один у меня появлялся, но тотчас исчезал без следа.

В этой связи ему вспоминается давняя ссора. С кем?

– С матерью. Однажды она влетела ко мне в комнату и принялась вопить, что вот я сижу тут со своими книжками, в то время как мой брат жизнью рискует ради Эускаль Эрриа, да и другие жители поселка вышли на улицу, чтобы протестовать против не помню уж чего. И добавила, что если Хосе Мари узнает, он сильно расстроится.

– А ты?

– А что мне оставалось? Взял зонтик и пошел на манифестацию, чтобы поорать вместе со всеми.

Ему еще и семнадцати не исполнилось, когда он вполне трезво оценил свое положение и сделал однозначные выводы. Чтобы спастись, надо было либо уезжать из поселка (в Доностию, Бильбао или в любой город за пределами Страны басков), либо отправляться учиться. Поступить в университет было его великой мечтой. Заниматься баскской филологией, или, скажем, психологией, или чем-то в том же роде. Учиться чему угодно в парижском или лондонском университете – ты только представь себе! Правда, приятелям он ни словом о своих планах не обмолвился.

– Зато со мной ты это обсуждал.

– Начал я с отца.

Воскресный день. Горка решил, что застанет Хошиана на огороде. Спустился туда и действительно увидел его – тот собирал ветки и сгребал листья, чтобы сжечь на костре. Сын прекрасно знал, что этот человек, все свободное время посвящавший своему участку, ходивший в пыльном берете, человек, у которого руки огрубели за несколько десятилетий работы в литейном цехе, мало что мог решить в важном для Горки деле, хотя именно он приносил домой деньги и содержал семью. Так или иначе, но Горка хотел прозондировать почву.

Учиться? Мысль показалась Хошиану отличной. Он только об этом и мечтал: сын – врач, как у Чато, или толковый руководитель предприятия, богач, у которого шкаф битком набит галстуками. Горка напомнил отцу, что это предполагает определенные расходы (плата за обучение, книги, возможно, какие-то поездки и съемное студенческое жилье в городе). Хошиан поначалу не вспомнил о такой мелочи:

– Во черт! Тогда ты должен спросить у матери.

Мирен не раздумывала ни минуты. Об этом не может быть и речи.

– Хочешь учиться – иди работать и сам оплачивай свою учебу. Мы и так еле сводим концы с концами, ведь твой отец зарабатывает сущие гроши. Откуда нам взять такие деньги? Затянув как следует пояса, мы могли бы тебе немного помогать, но это будут крохи, а все расходы нам никак не покрыть.