Динамит для сеньориты - Елизавета Паршина

Мамсурова Паулина Вениаминовна родилась в Буэнос-Айресе (Аргентина). В 1932 году приехала в СССР. В марте 1936 года по командировке КИМ (Коммунистического интернационала молодежи) уехала в Испанию. С начала гражданской войны вступила в народную милицию, затем была переводчицей у Р. Л. Кармена и в группе военных советников Я. К. Берзина. По возвращении из Испании в августе 1937 года училась в Военной академии им. Фрунзе. Участница Великой Отечественной войны. Майор. После войны на преподавательской работе.

Как видите, «никакого отношения» к советским секретным службам. Простая аргентинская девушка просто пересекла океан и запросто поселилась в СССР. Так же просто поехала в загранкомандировку от фактически филиала НКВД — Коммунистического Интернационала Молодежи — и стала работать с находящимся на нелегальном положении советским разведчиком. 7 ноября она оказывается за одним праздничным столом с руководителем советских секретных служб в Испании Александром Орловым, который тоже совершенно спокойно сфотографировался с ней в одной компании. Впрочем, мы отвлеклись от языков. А как же говорил Кирилл Орловский? Он ведь не то чтоб по-французски или по-испански, а и по-русски, как говорится, «со словарем». Значит, тоже кто-то переводил. И следует из всего этого то, что контакты Хемингуэя с работниками НКВД и ГРУ и планировались, и организовывались, и контролировались. А знал ли Хемингуэй, с кем он встречается? Поскольку встреча устроена русским (Кольцов) и с русскими и речь шла о секретных операциях, конечно, знал. Вернемся теперь еще раз к этим беседам. Как мы уже выяснили, все, что пишут о них журналисты от Эренбурга до Яковлева, чушь. Все советские советники и переводчики направлялись в Испанию только секретными службами, имели фальшивые документы и чужие иностранные имена. Об их пребывании в Испании запрещено было знать даже оставшимся на родине близким родственникам. Это было государственной тайной, а время было в Испании военное, а в СССР разгар массовых репрессий.

«Но Михаил Ефимович вновь настаивал на подробном рассказе, — пишет Мамсуров в «Журналисте», — объяснил, как важно, чтобы Хемингуэй написал правду об Испании».

Над этим даже посмеяться не удается — просто челюсть отваливается и так и застывает!

И еще одна интересная деталь там же: Мамсуров, как он говорит, рассказывал, а Хемингуэй записывал; беседы кончались за полночь. И в то же время — ходили по улицам. Как же это он в темноте да на ходу записывал? А из помещения, между прочим, на улицу выходят тогда, когда надо перестраховаться от прослушивания. О чем же тогда они говорили? Не знаю. Известно лишь, что в конце жизни Хемингуэй панически боялся ФБР.

Первым стал Главный советник Ян Карлович Берзин. В мае 1937 года он был отозван в СССР и вроде бы назначен на прежнюю должность начальника Разведуправления, но к исполнению своих обязанностей практически не приступил. 29 ноября он был арестован. Он знал о развернувшихся в стране репрессиях, но не мог даже предположить, что они могут коснуться его — участника трех революций. Потрясенный арестом, Берзин сошел с ума, был помещен в тюремную психиатрическую больницу и умер там 29 июля 1938 года. Причина смерти неизвестна.

Осенью 1937 года из Барселоны отозвали Генерального консула Антонова-Овсеенко. Он тоже был арестован НКВД.

Владимира Александровича Антонова-Овсеенко привели в нашу камеру на третьем этаже Бутырской тюрьмы в феврале 1938 года. Он был нездоров, с опухшими ногами, но держался удивительно бодро. Во второй половине дня вокруг него обычно собирались все обитатели камеры, и Владимир Александрович рассказывал о своих встречах с Лениным, об Октябрьской революции, о борьбе испанского народа против фашизма. О себе он говорил очень скупо. Владимир Александрович ничего не подписал на «следствии». В его деле было триста листов. С негодованием вспоминал следователя, который предупредил его о предстоящей казни. Помнится один эпизод, рассказанный Владимиром Александровичем. Во время одного из допросов в кабинете следователя не был выключен радиорепродуктор. Следователь, озлобленный упорным отказом арестованного подписать клеветнические материалы, назвал старого революционера врагом народа.

— Ты сам враг народа, ты настоящий фашист, — ответил ему Владимир Александрович.

В этот момент по радио передавали какой-то митинг.

— Слышите, — сказал следователь, — слышите, как нас приветствует народ? Он нам доверяет во всем, а вы будете уничтожены. Я вот за вас орден получил!

…Окно нашей камеры было закрыто так называемым «козырьком» — большим железным коробом. Эти козырьки оставляли для глаз заключенных лишь узкую полоску неба. В один солнечный день в камеру через козырек проник воробей, посидел немного на подоконнике и улетел.

— Сегодня кого-то вызовут, — сказал один из заключенных.

Через четверть часа надзиратель вызвал Антонова-Овсеенко. Владимир Александрович начал прощаться с нами, потом достал черное драповое пальто, снял пиджак, ботинки, раздал почти всю свою одежду и встал полураздетый посреди камеры.

— Я прошу того, кто доживет до свободы, передать людям, что Антонов-Овсеенко был большевиком и остался большевиком до последнего дня.

Мы стояли молча, потрясенные. Дверь камеры открылась вновь. Антонов-Овсеенко направился к выходу. У самого порога он остановился, обнял товарищей, стоявших рядом.

— Прощайте, товарищи, не поминайте лихом! (Из воспоминаний Ю. М. Томского. «Новый мир», 1954, № 11, стр. 212)

Та же участь постигла Посла СССР в Испании Розенберга.

Сменивший Берзина Григорий Михайлович Штерн по возвращении в СССР был назначен на Дальний Восток на место расстрелянного кавалера ордена Боевого красного знамени № 1 Блюхера, стал членом ЦК КПСС и Депутатом Верховного Совета СССР, получил звезду Героя Советского Союза, занял пост начальника противовоздушной обороны страны и был расстрелян в 1941 году.

«Верховный» руководитель советских секретных служб в Испании Александр Орлов был вызван в Москву летом 1938 года, но…

Он хорошо знал, что там происходит, и не поехал. Его еще раз вызвали, но он опять не поехал. 12 июля дверь в кабинет Орлова открылась, и он увидел двух незнакомых ему мужчин, однако выражение их лиц было ему хорошо знакомо. Орлов отложил в сторону бумаги, и в тот же момент раздались два выстрела. Визитеры грохнулись на ковер, а Орлов, вынув из сейфа документы и большой запас валюты, бежал на самолете и эмигрировал в Канаду, затем в США. (По рассказу автору А. Спрогиса, подтвержденному шифровальщиком Лоти, Львовичем.)

В 1953 году в Нью-Йорке вышла книга Орлова «Тайная история сталинских преступлений», в которой он изложил другую версию своего бегства, более правдоподобную, а потому и более сомнительную, а сам Орлов продолжал жить как почтенный гражданин Соединенных Штатов.

Был арестован и Михаил Кольцов, который, как пишет Hugh Thomas, умер при неизвестных обстоятельствах в 1942 году. По материалам уголовного дела, Кольцов был расстрелян в 1939 году. Однако брат Кольцова, художник Борис Ефимович Ефимов, рассказал мне, что посетивший его после войны художник Михаил Храпковский видел Кольцова в июле 1942 года в тюрьме г. Саратова. По сведениям же из других источников Кольцов был расстрелян в 1942 году в тюрьме города Орла, когда при подходе фашистов возникли трудности с эвакуацией заключенных.