Динамит для сеньориты - Елизавета Паршина

На стр. 777 Hugh Thomas отмечает, что Эйтингон был шефом контрразведки в Испании.

Как известно, Троцкий был убит ледорубом у себя дома в Мексике в 1940 году. Много позже И. Эренбург рассказывал И. Гоффе и Е. Паршиной, что в день убийства машину Эйтингона видели на углу дома Троцкого.

Наум Исаакович Эйтингон (Эйдингтон, Эттингон, он же Леонид Александрович Наумов, он же Грозовский, он же Леонов, он же Пабло, он же генерал Котов и т. д.) родился в 1899 году в Могилеве (по другим данным в Шклове). Законченное образование не получил. Член партии левых эсеров с 1917 года. После революции был председателем ВРК Башкирии, начал работать в ВЧК, затем в НКВД. В 20-е годы, как Орловский, Салнынь и другие, на нелегальной работе в Китае, затем в Турции. Перед прибытием в Испанию работал в советских дипломатических миссиях в Южной Америке, Франции. Е. Паршина не знала его в Испании и никогда там не видела, но слышала о Котове, как об очень влиятельном человеке. После войны 1941–1945 он был начальником Е. Паршиной в Управлении внешней контрразведки КГБ. В 60-х годах он иногда бывал у нас. Его внешность тоже разочаровала меня: высокий, коренастый, немного сутулый. Точные, экономные, со скрытой энергией движения. Умные, чуть улыбающиеся глаза выдавали еле уловимую растерянность и печаль. Со мной он почти никогда не разговаривал, да и вообще говорил очень мало. Почему-то единственное, что мне запомнилось из его слов, как в Испании, когда у него была фамилия Котов, он прислал советнику Южного фронта Киселеву машину с охраной.

Насколько помнит Е. Паршина, непосредственное руководство отрядами во главе с советниками НКВД осуществлял Сыроежкин, известный по знаменитой операции «Трест», который был подчинен Эйтингону. Таким образом, проясняется структура сил НКВД в Испании (конечно, без учета агентурного направления): генерал Эйтингон руководил диверсионной, контрразведывательной и агентурной работой через старших советников Ваупшасова (контрразведка и безопасность) и Сыроежкина (партизанско-диверсионная работа). Агентурой занимался либо сам Эйтингон, либо имел третьего помощника, которого мы не знаем. Сходной оказалась и структура советской военной разведки, которой руководил Гай Лазаревич Туманян через старших советников по разведке Мансурова (партизанско-диверсионная работа) и Львовича, известного в Испании под именем Лоти (агентурная разведка). Деятельностью же всех советских секретных служб командовал старый и заслуженный чекист Лейба Фельбинг (он же Лев Никольский, а в Испании — Александр Орлов).

Hugh Thomas пишет об этом так:

Согласно Кривицкому, шаг в этом направлении (о начале советской военной помощи Испании. — Л. П.) был сделан 14 сентября (1936 год. — Л. П.): начальник ГПУ Ягода, командующий вооруженными частями ГПУ Фриновский, начальник зарубежной службы ГПУ Слуцкий и представитель Генерального Штаба РККА Урицкий (Урицкий был начальником Разведуправления Генштаба. — Л. П.) встретились на Лубянке. Слуцкий позже сказал Кривицкому, в чем дело: ветерану НВД Никольскому, известному как Александр Орлов, имевшему длительную карьеру в различных службах ГПУ и НКВД и выполнявшему особые задания, было поручено организовать в Испании филиал НКВД, который также мог бы оценивать и координировать деятельность Коминтерна в отношении Испании. Ягода планировал ограниченную советскую военную помощь при содействии генерала Урицкого и капитана Оуланского, его уполномоченного в Одессе. Все известные документы не содержат подтверждения этой встречи. Тем не менее известно, что примерно в то время Орлов прибыл в Испанию. Орлов сам характеризует свою миссию как «объявление начала разведки, контрразведки и партизанской войны». Он говорит, что приехал „ранним“ сентябрем. (Стр. 360) Слова Орлова цитируются по: Слушания Подкомитета по внутренней безопасности Сената США 14–15 февраля 1957 года, часть 51, стр. 3422.

Углубляясь по следам Кирилла Орловского в лабиринты войны тайной, мы невольно выпустили из поля зрения войну большую, явную. Тысячи советских танкистов, летчиков, моряков, техников и врачей вели борьбу на полях сражений рядом с десятками тысяч добровольцев из многих стран мира, рядом с миллионами испанцев. Не будем поэтому преувеличивать значение рассмотренных нами выше тайных операций. Эту большую войну вел и наш советнический корпус в воинских соединениях и частях, руководимый Главным советским советником в Испании. С октября 1936 по май 1937 года на этой должности был Ян Карлович Берзин (настоящее имя — Кюзис Петерис, он же Павел Иванович Гришин, Вецайс, Старик), участник революций 1905, Февральской и Октябрьской 1917 года, который впервые был приговорен к смерти еще до совершеннолетия. Более десяти лет он руководил Разведывательным управлением Генштаба РККА. В Испанию прибыл 27 августа 1936 года вместе с Послом СССР в Испании Розенбергом в составе его штата. На посту Главного советника Берзина сменил Григорий Михайлович Штерн (генерал Григорович), а с мая 1938 и до конца войны (февраль 1939) Кузьма Максимович Качанов (генерал Сапунов). Бок о бок с Розенбергом работал Генеральный советский консул Владимир Александрович Антонов-Овсеенко, старейший русский революционер, командовавший в октябре 1917 года захватом Зимнего дворца.

Меня могут упрекнуть в выпячивании руководителей, в то время как рядовые бойцы шли под пули. Это правильный упрек. Но здесь случай особый: из числа всех участвовавших в Испанской войне советских людей погибло семь процентов человек; из числа руководства — почти все.

Вернемся, однако, к Хемингуэю и рассмотрим внимательнее его контакты с работниками советских секретных служб в Испании. Начнем с поправки к уже цитировавшемуся замечанию Томаса: «Это наступление республиканцев описано Хемингуэем в его романе «По ком звонит колокол». (…) Это довольно странно, потому что в это время Хемингуэй ездил в Нью-Йорк и занимался кампанией по сбору средств для Республики».

Бальсайнская операция началась в субботу 29 мая и закончилась в четверг 3 июня 1937 года. Если согласиться с тезисом документальности и точности авторского описания, на свою операцию Роберт Джордан выходит субботним вечером 22 мая и взрывает мост во вторник 25 мая, то есть за четыре дня до начала наступления. Это абсурд по двум причинам. Во-первых, взрыв — явное указание на возможность наступления, на его направление и даже на время его начала. Во-вторых, за четыре дня можно навести пару новых переправ.

Но не будем придираться к мелочам, а отметим, что, даже если бы мост был взорван 28 мая, Хемингуэй вполне мог застать в Мадриде вернувшегося с операции во «Флориду» Орловского, так как в Нью-Йорк писатель приехал в первых числах июня. Мамсуров датирует свою первую встречу с Хемингуэем мартом 1937 года «или же несколько раньше». «Несколько раньше» отпадает, потому что до марта писателя в Испании еще не было. Отпадает и позже, в 1937-ом, так как во второй его приезд не было уже Мансурова. Пока все сходится, и есть о чем подумать. Например, на каком языке все они говорили? Первая встреча с Мамсуровым — на французском, переводил Кольцов. Вторая и несколько следующих — на испанском. Но дело в том, что по-испански Мамсуров не то чтобы совсем «ни бум-бум», но знал его значительно слабее, чем требовалось для обстоятельной беседы. Оказывается, была переводчица. Как рассказывал Мамсуров Е. Паршиной, переводила Паулина, его будущая жена. Биографическая справка из альманаха «Шпион», 1994, № 2: