Русские сказки - Роман Злотников

В тот день, он, как обычно, шел рядом с сувереном. Сразу после обеденного привала князь, как и в предыдущий день, шедший впереди, слегка приотстал и поравнялся с ними.

— Прошу простить меня, ваше величество, за то что я так долго не испрашивал дозволения обратиться к вам, но…

Коней устало махнул рукой.

— Оставьте, князь, во-первых, я уже не суверен, а во-вторых, и вы, и я прекрасно понимаем, кто из нас сейчас… играет первую скрипку. Так что это я должен благодарить вас за то, что наконец нашли время поговорить со мной.

Ирония в его голосе ощущалась так ясно, что, по мнению профессора, ее уловил бы даже глухой, а Коней между тем продолжал:

— До сих пор я довольствовался тем, что исполнял ваши приказы. — Он вздохнул и добавил более мягким тоном: — Только прошу вас не расценивать мои слова как упрек. Вы спасли жизнь мне и моей семье и продолжаете этим заниматься. Просто мне хотелось бы чуть больше знать о ваших или, я смею надеяться, НАШИХ дальнейших планах.

Князь спокойно кивнул.

— Что ж, ваше величество, должен заявить, я чрезвычайно рад, что вы так думаете. — Он немного помолчал. — Я не сомневаюсь, что господин профессор держит вас в курсе всего происходящего, да и господа офицеры тоже, так что вы представляете себе общую ситуацию. А потому не считаю вопрос, который хочу вам задать, преждевременным. Итак, что ВЫ собираетесь делать дальше?

Коней на несколько мгновений задумался, потом мягко возразил:

— Мне кажется, я говорил о НАШИХ планах.

Князь покачал головой.

— Нет, ваше величество, я, конечно, не отрицаю, что вправе дать вам совет, которым вы можете или воспользоваться, или НЕ воспользоваться. Но, согласитесь, любой совет — вторичен. К тому же в условиях, в которых мы находимся, я сознательно ограничиваю сферу своего влияния на вас только вопросами физического выживания. Что делать дальше, должны решить именно вы.

Несколько минут они шли молча, Коней обдумывал слова князя.

— Я много думал о вашей идее насчет моего возвращения на престол. Если быть откровенным, то эта идея не кажется мне… особо привлекательной. Ведь я, несомненно, несу ответственность за все, что случилось, и, как мне представляется, народ не одобрит возвращения на престол того, кто, некоторым образом, и является виновником поражения в войне и нынешней смуты.

Князь покачал головой.

— Скажите, государь, вы обсуждали это с господином Пантюше?

В ответе Конея сквозила неуверенность.

— Ну, в общих чертах.

Князь усмехнулся.

— Простите меня, ваше величество, но вы основываетесь на абсолютно неверных предпосылках.

— То есть?

— Понимаете, большей части вашего народа абсолютно наплевать на то, до какой степени вы считаете себя виноватым за происходящее. Что же до вас, то в настоящее время во главу угла ставится, только одно. — Князь на миг замолк и с нажимом произнес: — При суверене жилось лучше.

Он пристально посмотрел на бывшего суверена, ища в его лице каких-нибудь изменений, но тот был невозмутим. Князь заговорил снова:

— В настоящее время вы оказались символом всего хорошего, что для многих и многих живо лишь в воспоминаниях. Мужики забыли о кулаке околоточного, а если и вспоминают, то почти с умилением, мастеровые забыли о штрафах, купцы и приказчики со слезами на глазах разглядывают фотографии, сделанные в День тезоименитства, офицеры грезят о дружеских попойках в полковом офицерском собрании и променаде под звон шпор по Сенатскому проспекту, — он усмехнулся, — и все, все с тоской смотрят на темный квадрат на стене, где раньше висел ваш портрет.

Коней горько улыбнулся:

— Мне не верится, чтобы это было правдой.

— Не сомневайтесь, — серьезно ответил князь, — то, что я о вас знаю, помогает мне понять ваш порыв. Вы чувствовали, что страна нуждается в переменах, и решили собственным примером подвигнуть людей на поиск лучшего. Но… на востоке есть проклятие, причем одно из самых сильных. Знаете, как оно звучит? — Князь поднял глаза вверх и жестко сказал: — Чтоб тебе жить во времена перемен!

Коней опустил голову и задумался. Князь прибавил шагу. Он ничего не придумывал. Только тот восток, на котором бытовало это проклятие, находился несколько дальше, чем мог себе представить бывший государь.

Минут через сорок бывший суверен догнал его.

— Вы знаете, я подумал над вашими словами. Если я правильно понял, вы полагаете, что я должен вновь возложить на себя бремя власти. Но это же невозможно. История не знает примеров того, чтобы государь, отрекшийся от власти, вновь возвратил себе престол. Страны, которой я правил, больше не существует.

Князь пожал плечами.

— В чем-то вы правы, а в чем-то нет. Вы никогда не сможете возродить ПРЕЖНЮЮ страну. Перемены неизбежны. Но нельзя совсем выбивать у людей почву из-под ног. А сейчас получилось, что они лишились всего — страны, власти, денег, устоявшегося жизненного порядка и даже своего суверена. Вам никогда не приходило в голову, что не всякие перемены благотворны?

Коней задумчиво смотрел на собеседника.

— И какой же из этого, по-вашему, следует вывод?

Князь усмехнулся.

— Вы опять ждете от меня совета. Извините, ваше величество, этого не будет. Во всяком случае, до того момента, пока вы сами, а не стечение обстоятельств, изберете меня своим советчиком.

Коней удивленно вскинул глаза на князья. Тот коротко поклонился и ускорил шаг.

* * *

Вечер и ночь компания провела с несколько большими удобствами, чем раньше, поскольку крестьяне, уходя в лес, прихватили с собой все необходимое, чтобы пожить здесь некоторое время. Поднялись, как всегда, рано, но разведчики еще не вернулись. Двигаться дальше без князя никому не пришло в голову, а потому женщины затеяли стирку. Как оказалось, до верховьев Панченги они все-таки добрались. Небольшая речушка, что протекала в сотне шагов от их стоянки, была, как сказали крестьяне, одним из истоков великой реки. Сами же они отправились проверять силки. Денек был солнечный и почти по-летнему теплый, и профессор, хвативший с мужиками деревенского самогону (ну еще бы, ведь до него снизошел и сам суверен, улучив момент, когда Элис вместе с дочерьми и крестьянками отправилась на постирушку), задремал. Поэтому когда из кустов, окружавших поляну, раздались выстрелы и вслед за этим на открытое место повыскакивали с перекошенными лицами казаки, Пантюше подумалось сначала, что ему приснился кошмарный сон.

Их пригнали в деревню на рассвете. Паштюше, недоумевая, почему молчат четверо оставшихся с ними офицеров, несколько раз пытался объясниться с десятником, но лишь заработал несколько пребольных ударов плетью. После очередного удара, четвертого или пятого по счету к нему склонился поручик.

— Не тратьте впустую силы, господин Пантюше, — шепнул он. — Подождем встречи с их офицером. Вот тогда ЭТИ заплатят за все.