Апдейт консерватизма - Леонид Ионин

Эта точка зрения имеет солидную историческую традицию. Она зародилась в XVIII в. как продукт противопоставления укрепляющегося буржуазного мира автократическому феодальному государству. Победа буржуазных революций означала победу всего того, что находилось под этим зонтиком, в частности капиталистического рынка, воцарение которого в начале XIX в. ознаменовалось безжалостной эксплуатацией труда и обострением социальной ситуации в ряде европейских стран. Формой теоретической реакции стало, в частности, возникновение марксизма, который, осудив капиталистическую экономику, истолковал все прочие институты тогдашнего общества как надстройку, функция которой состоит в легитимации несправедливой капиталистической системы. Маркс обнаружил, что гражданское общество уже не представляет собой поле игры личных индивидуальных интересов, но является только правовой, политической и культурной «надстройкой», маскирующей господство товарного производства и класса капиталистов. Если выразить это на более современном языке, гражданское общество — это миф, скрывающий подлинность отношений внутри капитализма. Именно так аргументировал уже в XX в. Вальтер Беньямин и некоторые представители «критической теории». Для Маркса индустриальный капитализм состоит только из рынков, классов и групп, формирующихся на основе рынков, и государства, в свою очередь, выражающего интересы одной из рыночных групп. Общество как моральная общность и как коллектив исчезло. Оно должно быть восстановлено. Только подавляемые капиталистами межчеловеческие связи и отношения солидарности, сохраняющиеся внутри рабочего класса, полагал Маркс, могут стать основой воссоздания погубленной капитализмом социальной организации. Другими словами, если развитие рыночного капитализма ликвидировало гражданское общество, заменив его фиктивно гражданской «надстройкой», то уничтожение капитализма оказывается предпосылкой восстановления гражданского общества, точнее создания некоего его аналога на основе солидарности угнетаемых капитализмом групп и слоев.

Понимание теоретического происхождения этой традиции позволяет прояснить два крайне важных вопроса о гражданском обществе. Во-первых, это вопрос об отношении Маркса к гражданскому обществу. У нас кругом видишь, как, повторяя друг друга, в научных книжках, дипломах, диссертациях, курсовых работах и студенческих рефератах пишут, что, мол, Локк был за гражданское общество, Хабермас там или кто-то еще тоже были за гражданское общество, а вот Маркс — он был против гражданского общества (предполагается, что именно из этой зловредности он и устроил весь советский коммунизм). Нет ничего более далекого от истины. Маркс был против капиталистического общества вообще и полагал, что воплотить присущие гражданскому обществу добродетели можно, только уничтожив капитализм и создав совершенно новое общественное устройство, которое (это мы уже дописываем за Маркса) целиком будет гражданским обществом. Второй вопрос — это вопрос об отношении гражданского общества к государству. В двух словах его не прояснишь, но здесь пока достаточно сказать, что прочно сидящее в умах сторонников этого направления противопоставление гражданского общества государству есть по существу воспроизведение логики, породившей теорию Маркса: все, что соприкасается каким-то образом с государством, подкуплено государством и служит его легитимации (выполняет функцию надстройки ). Это архаичная и бесперспективная концепция.

Вторая и, пожалуй, самая распространенная точка зрения на гражданское общество состоит в отождествлении гражданского общества с организациями гражданского общества, то есть с многочисленными и разнообразными НКО и НГО, преследующими самые разные цели — от обмена опытом выращивания аквариумных рыбок до формирования оппозиционных партий и групп. Этот подход снимает свойственное предыдущему грубое противопоставление гражданского общества и государства. Гражданское общество здесь осознается как сфера, аналитически независимая и в определенной степени эмпирически отделенная не только от государства и рынка, но и от некоторых других специализированных сфер жизни общества, где господствуют иные, чем в гражданском обществе, принципы и нормы. Одним из основоположников такого подхода стал Юрген Хабермас с его идеей дифференциации сфер общественной интеграции и выделением сферы общественности или публичности как главного источника общественной солидарности. «Наряду с иерархической регулятивной инстанцией верховной государственной власти, — пишет Хабермас, — и децентрализованной регулятивной инстанцией рынка, то есть наряду с административной властью и собственным интересом в качестве третьего источника общественной интеграции выступает солидарность »[106]. Установление солидарности через коммуникацию и есть функция гражданского общества. Здесь у гражданского обществе несимметричные отношения с экономикой и государством. Последнее ближе гражданскому обществу ибо соединяется с ним в ходе формирования общественного мнения и политической воли.

Именно на основе хабермасовской и разрабатываемой несколькими другими авторами концепции гражданской и негражданской сфер возникла несколько механическая концепция трехсекторной организации общества, которое состоит из экономического сектора, государственного сектора и сектора некоммерческих и негосударственных организаций. Ее можно назвать механической, потому что она сводит различие трех сфер общественной жизни к организационным различиям и не отражает реальной сложности взаимоотношений этих сфер и их реальной взаимной обусловленности и взаимного проникновения. В рассмотрении гражданского общества как совокупности организаций есть существенная опасность, о которой мы скажем ниже. Но определенные основания для такого подхода существуют. Прежде всего этот подход выгоден и даже необходим исследователям гражданского общества. НКО и НГО — крайне удобные, четко определенные и не подлежащие сомнению в реальности своего существования объекты. Можно без особых ухищрений заниматься их исследованиями, каковые будут состоять в бесконечных и разнообразных классификациях и комбинациях этих организаций, изучении состава членства, способов рекрутирования, финансирования и т. д. Другое дело, что удобство для исследования может увести в сторону от сути дела. Это как в старом анекдоте: потеряли неизвестно где, а ищем под фонарем, потому что там светло. Это удобно и политическому руководству: на сакраментальный вопрос о том, есть ли в России гражданское общество, получаем ответ в духе греческих мудрецов — путем указания пальцем на список зарегистрированных НКО и НГО.

Наконец, третья позиция состоит в том, что гражданское общество — это не то, что противопоставлено государству, и не совокупность организаций особого рода, а особая идеология и особый стиль межчеловеческих отношений, проявляющиеся в разнообразных системах, группах, организациях и отношениях, в том числе и в организациях, которые, согласно второму из описанных подходов, являются организациями гражданского общества. Как показал наш краткий экскурс в историю, гражданское общество и капитализм должны концептуализироваться в существенно разных терминах. Гражданская сфера в ее специфике, как указывает Дж. Александер[107], должна восприниматься как сфера солидарности, в которой постепенно формулируется и до некоторой степени навязывается некий род универсализирующей общности. В той мере, в какой эта общность существует, она выражается общественным мнением, обладает собственным культурным кодом и демократическим нарративом, обладает набором обязательных институтов (прежде всего это право и журналистика) и проявляется в исторически определенном наборе практик взаимодействия, таких как гражданственность, равенство, доверие, уважение. Такого рода гражданская общность не может существовать в чистом виде, скажем, как система четко определенных организаций, она есть идеальный тип в веберовском смысле и в реальности существует всегда лишь в некоторой степени, в некотором приближении. Одна из причин этого в том, что она всегда находится в состоянии взаимопроникновения и взаимосвязи с другими, более или менее дифференцированными сферами, имеющими собственные критерии справедливости, собственные ценности и мотивации, собственные системы вознаграждений и наказаний.