Последний герой - Виталий Гладкий

– Зачем? Нам вполне хватит тех, что ты дал раньше.

– Хе-хе… А ты присмотрись к ним внимательней да вынь пробку. – Самусь просто лучился от удовольствия. – Это не простые орехи… хе-хе…

Гараня сделал то, что говорил Самусь, и едва не выпустил орех из рук. Резкий, уже подзабытый запах спиртного шибанул по мозгам, как кнутом.

– Виски?! – Удивлению Гарани не было границ. – Откуда?..

– Дак это твое. Вор украл и спрятал, а я нашел.

– Спасибо… – Гараня был растроган до глубины души. – Ну, ты меня удивил… А вор когда-нибудь своего дождется, – добавил он с угрозой. – Интересно, где эти сволочи разжились огнестрельным оружием?

Вопрос остался без ответа…

Обед удался на славу. Спиртное расходовали бережно, по глоточку, но и той малости, что попала «новым робинзонам» в желудок, хватило всем для безудержного веселья.

Они вдруг забыли, где находятся и что неизвестно, как дальше сложатся их судьбы, забыли о трудностях, которые пришлось им испытать, забыли об опасностях, которые подстерегают их на каждом шагу.

Всех охватил приступ эйфории, словно они сидели не в дупле дерева на необитаемом острове, затерянном в океане, а где-нибудь на юге возле родного Черного моря, в баре первоклассной гостиницы.

Фиалка придвинулась к Гаране так близко, что он поневоле почувствовал легкое возбуждение. Странно – в пещере, где они спали бок о бок, он как будто забыл, что рядом с ним лежит юная девушка, о которой раньше ему можно было только мечтать. Наверное, сказывалось сильное изнеможение – за день он так уставал, что, едва прикоснувшись к постели, засыпал мертвым сном.

Но сейчас все его естество вдруг перевернулось, и Гараня неожиданно вспомнил, что он мужчина, притом не очень старый.

Жизнь на природе без спиртного подействовала на него как сказочная живая вода. Он окреп, подтянулся, да и мозги, ранее замутненные винными парами, стали работать почти как прежде.

– Обними меня, – страстно шепнула Фиалка. – Пожалуйста…

– О чем базар, – шутливо ответил Гараня и притянул к себе пышущее жаром упругое тело девушки.

Самусь бросил на них быстрый, понимающий взгляд и сказал:

– Ну, вы тут посидите маленько, а я проверю силки. Это недалеко…

Никто его удерживать не стал.

Люсик, вращая над огнем вертел с тушкой оленька, недовольно бубнил:

– Зря мы так быстро вернулись. Он был где-то неподалеку, я уверен.

– Пошел ты со своей уверенностью знаешь куда?! – вызверился на него Малеванный. – Пока мы бродили бы по лесу, этому оленю могли бы приделать ноги. Ты ведь его бросил прямо посреди пляжа. Умник хренов…

– Кто бы мог украсть оленя? – упорствовал Люсик. – Алкаш ведь далеко отсюда. Забился где-то в нору, гад, и дрожит, как заяц…

– Ты бы насчет зайца помолчал, – скептически ухмыльнулся вор. – А украсть оленя мог бы, например, леопард. Эта драная кошка каждую ночь приходитк хижине отмечаться, сам знаешь. Вдруг леопарду стукнет в голову наведаться к нам еще и днем.

Леопард и впрямь навещал их по ночам. Они его не видели, но ощущали каждой клеточкой своих тел. Казалось, что флюиды опасности проникают внутрь хижины, будоража больное воображение и вызывая приступы неконтролируемого страха у Люсика и бессильную злобу – у Малеванного.

Но со временем компаньоны почти привыкли к таким стрессам и, уверенные в надежности своего жилья, засыпали без особых усилий и треволнений.

Утром они первым делом начинали искать свежие следы зверя и чаще всего находили, потому что почва в бухте была песчаной, а там, где росли деревья, – еще и с примесью красной глины, и отпечатан лап хищника – в особенности после дождя – были четкими и хорошо различимыми, как на пластилине.

– Надо бы устроить ему ловушку, – говорил Люсик.

– А ты умеешь? – спрашивал Малеванный.

– Ну… что-нибудь сообразим…

– Делать нам больше нечего, как заниматься ловушками для леопарда, тем более что ни ты, ни я понятия не имеем, как их мастырить, – огрызался вор. – Пусть ходит, хрен с ним. Не трогает нас – и ладно. Он на острове хозяин, а не мы.

– Можно устроить засаду и подстрелить, – тянул свое Люсик.

– Это ты хорошо придумал, – с иронией отвечал Малеванный. – Леопард, конечно, такой дурак, что выйдет прямо под выстрел, порвет на себе тельняшку и с криком «Банзай!» помрет смертью храбрых. Как бы не так. Это хитрая сволочь, его на мякине не проведешь.

– Ну почему же. Мы знаем, где он обычно ходит, и если ночью забраться на дерево…

– Слушай, не заставляй меня думать, что ты круглый идиот! Кто на это дерево полезет, да еще в потемках, ты? Нет, фраер, тебе придется быть приманкой, чтобы леопард пришел куда надо. Станешь под дерево и будешь хрюкать, как свинья. Что, слабо? То-то же. И если мы его не убьем, а только раним, то я тогда и гроша не дам за наши жизни. Эти кошки живучи и мстительны как сто чертей.

В конце концов вопрос с леопардом решили оставить на потом…

Люсик постепенно втягивался в островную жизнь. Иногда ему казалось, что в нем поселился другой человек. Этот ДРУГОЙ был хитрым, изворотливым, неприхотливым и главное – способным на решительные действия, вплоть до убийства.

Да, Люсик дошел до такого состояния, что готов был убить не задумываясь. Если бы кто-нибудь сказал ему два месяца назад, что он сможет бестрепетно потрошить птицу или свежевать оленя, когда руки по локти в крови, Люсик в лучшем случае закатил бы истерику, а в худшем упал бы в обморок.

Люсик с детства не выносил вида крови. Когда ему нужно было запломбировать зуб, тетка тащила его к врачу, что называется, на аркане, а дантист привязывал Люсика к зубоврачебному креслу, потому как он устраивал такие «концерты», что очередь возле кабинета рассасывалась мгновенно.

Теперь же Люсик стойко переносил все невзгоды, и даже травмы, которые нанес ему удав, зажили на удивление быстро, и он о них почти не вспоминал.

Что касается его отношения к Малеванному, то и оно претерпело значительные метаморфозы. Сначала Люсик боялся вора, затем боязнь превратилась в обожание, потом он и вовсе превратился в шестерку, которой можно было помыкать, как вздумается, и даже бить, но в конечном итоге в его душе опять что-то перевернулось, и Люсик вдруг стал ершистым и неуступчивым – по крайней мере, внутренне.

Иногда он смотрел на сонного вора и мстительно думал, что неплохо бы перерезать ему во сне глотку. Обычно такие мысли посещали его после очередной зуботычины. В такие минуты от расправы над «сердечным другом» его сдерживало лишь единственное обстоятельство – он боялся остаться на острове в полном одиночестве.

Конечно, можно было примкнуть к компании алкаша, но Люсик почему-то возненавидел Гараню лютой ненавистью. Не говоря уже о Фиалке, которую он готов был задушить при первом удобном случае.