Конан-варвар. Алая цитадель - Роберт Ирвин Говард
Шрифт:
Интервал:
— Я сделаю тебя королевой синего моря! Поднимайте якорь, псы! Клянусь Кромом, мы еще подпалим штаны королю Илдизу!
© Перевод Г. Корчагина
Колодец черных демонов
Тайны манят людей от рожденья Земли,
Потому на мистический Запад
Сквозь туманы и бури бегут корабли,
Как голодные волки на запах.
Так плыви же и ты через рифы и льды,
Коль сильны в тебе алчность и смелость,
Коль сумел ты прочесть на страницах седых
Письмена, что вычерчивал Скелос.
1
Тонкие губы кордавской красавицы полураскрылись в зевке, вытянулись длинные изящные ноги. Санча устраивалась поудобнее на шали с горностаевой оторочкой, расстеленной на юте каракки — сплошь позолоченное эбеновое дерево и узорчатые кхитайские шелка с золотой бахромой.
Санча уже давно пребывала в блаженной праздности. Она вполне отдавала себе отчет, что вся команда каракки, от бушприта до рулевого весла, не сводит с единственной девушки на борту судна налитых багровым вожделением глаз; точно так же она вполне отдавала себе отчет, что от этих похотливых взоров тут нигде не спрячешься, они прямо-таки прожигают ее недлинное шелковое платье, стремясь добраться до восхитительно нежной кожи и потрясающе плавных линий роскошного женского тела.
Ну да и пусть смотрят! Девушка с пренебрежительной, дерзкой улыбкой повела глазами в ответ — мол, вас, морских бродяг, не переделать, — и грустно вздохнула: золотой солнечный круг уже высоко поднялся над линией горизонта, припекает все сильнее, и скоро придется уйти в тень.
Звуки, не похожие ни на скрип такелажа и рангоутного дерева, ни на плеск волн о борта, достигли ее ушей в следующее мгновение. Санча поднялась на ноги и устремила недоуменный взор на фальшборт — через него перебрался мокрый до нитки человек, с его одежды на палубу ручьями стекала морская вода. Снова полураскрылись прелестные коралловые губки, но на этот раз не в зевке, а в возгласе изумления; а заодно с ними распахнулись миндалевидные черные очи. Он был совершенно не знаком ей, этот мужчина, столь бесцеремонно нарушивший ее покой. Водяные струйки сбегали по косой сажени его плеч и могучим рукам прирожденного бойца. Из одежды на нем были только шаровары из красного шелка и широченный златотканый кушак. На кушаке висел меч в ножнах, и с ножен тоже капало.
Незнакомец, стоявший у фальшборта, в утренних лучах светила напоминал статую из бронзы. Он выжал пальцами морскую воду из спутанной черной гривы, а в следующий миг его синие глаза вспыхнули алчным интересом, заметив девушку.
Этот дерзкий, оценивающий взгляд возмутил Санчу еще больше, чем само появление незваного гостя на борту ее каракки.
— Кто ты? — вскинула подбородок кордавская красавица. — Откуда взялся?
Небрежным взмахом руки он указал вдаль, на добрый румб правее бушприта. При этом его глаза не отрывались от точеной девичьей фигурки.
— Хочешь сказать, ты обитатель вод? Живешь в пучине? — язвительно спросила девушка.
В глазах пришельца зажглось откровенное восхищение, что смутило Санчу, хоть она и была привычна к восторженным взглядам мужчин.
Ответить он не успел. Раздался топот бегущих ног, и на юте появился хозяин каракки. Его правая рука сжимала рукоять тяжелой абордажной сабли, а колючие черные глаза из-под кустистых бровей сверлили чужака.
— Кто такой? — прозвучал голос, в котором не было и тени миролюбия. — Что за демоны принесли тебя на мое судно?
— Меня зовут Конан, — ответил, даже бровью не поведя, пришелец.
У него был странный акцент, совершенно не похожий на зингарский. Это заинтересовало Санчу.
— Я спрашиваю, как ты оказался на моей каракке? — с подозрением допытывался капитан.
— Вплавь.
— Вплавь? — Ответ привел шкипера в бешенство. — Ах ты, наглый пес! Да ты надо мной смеешься! Оглянись! Где-нибудь видишь берег? До материка не один день пути под всеми парусами, да при хорошем ветре! А вплавь этот путь способен одолеть разве что морской бог! За глупца меня принял? А ну, отвечай и не вздумай снова солгать!
Конан вновь указал сильной, покрытой бронзовым загаром рукой на восток, навстречу золотистым лучам восходящего светила.
— Я с островов.
— С островов?
Негодование на лице владельца каракки внезапно сменилось любопытством. Затем сдвинулись кустистые черные брови, нехорошо заблестели колючие глаза, тонкие губы изогнулись в недоброй ухмылке.
— Так ты, выходит, пират, из этих барахских мерзавцев!
Конан легкой ухмылкой подтвердил правильность его догадки.
— Ну а ты хоть догадываешься, барахская свинья, с кем тебя свела твоя кривая дорожка?
— На твоей лоханке я прочел название «Головорез». В этих краях все знают, что капитана «Головореза» зовут Запораво.
Владелец каракки ухмыльнулся и кивнул. Ему явно польстило, что Конан знает его имя. Запораво тоже был очень рослым, почти с Конана, но не так широкоплеч и крепко сбит. Он почти никогда не расставался с доспехами; лицо в обрамлении стального шлема было смуглым и всегда мрачным, крючковатый нос придавал ему сходство с хищной птицей, и поэтому Запораво носил кличку Ястреб. Его рука ни на мгновение не отрывалась от рукояти шпаги, такой же дорогой, богато изукрашенной, как и его костюм, говоривший о принадлежности владельца к зингарской знати.
Согревая ладонью эфес, он продолжал буравить взглядом незваного гостя. В этом взоре была неприязнь на грани ненависти: зингарские авантюристы, промышлявшие морским разбоем, плохо ладили со своими собратьями по ремеслу, которые селились на Барахских островах юго-западнее Зингары. В населении Барахских островов преобладали аргосские мореплаватели, число представителей других народов было совсем незначительным. Добела вылизанные водой скалы, которые представляли собой Барахские острова, не могли прокормить многочисленное корсарское братство, но с этой ролью вполне справлялись торговые суда на оживленных морских путях, а также богатые города на побережье Зингары. Зингарские лиходеи кормились на той же ниве, но они категорически отказывались называть себя пиратами, горделиво именуясь «вольными мореходами», а свои грешки норовили свалить на барахский люд. Так уж повелось, наверное, еще со дня сотворения мира — громче всех «Держи вора!» кричит сам вор.
Примерно такие мысли промелькнули в голове Запораво, когда он, лаская рукоять шпаги, ощупывал подозрительным взглядом пришельца. А о чем размышлял Конан, по его лицу угадать было невозможно.
Сложив руки на груди, он стоял на юте каракки с такой же безмятежностью, с какой бы стоял на палубе собственного судна. С его губ
Поделиться книгой в соц сетях:
Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!