К вопросу о миражах - Георгий Куликов

От Гагарина Евгений Сергеевич вышел далеко за полночь и решил немного пройтись, пока не приехала машина. Уличные декорации неожиданно поменялись — в городе стало светло, первый снег убелил крупными мазками тротуары, крыши домов, интимно кружась в свете уличных фонарей. Природа силилась прикрыть все, что накосячили люди с их необузданной животной страстью, закрывая рваные раны времени, того самого переходного, что стремительно разворачивалось на рубеже столетий и опять манило светлым будущим из нынешней скруты.

Евгений Сергеевич шел размашистым шагом, подставляя лицо влажному холодному ветру, пытаясь, как в детстве, поймать ртом узорчатые снежинки, и это кружило ему голову и добавляло радости.

— Ну вот же оно… вот… мое любимое:

Через пятнадцать минут машина уже мчалась по мокрому шоссе, а Кудрин еще долго думал, прислонившись к окошку, об этом странном, на первый взгляд, в какой-то степени поучительном для него и неожиданно закончившемся деле.

Семь часов утра. Евгений Сергеевич Кудрин нехотя встал с постели, не спеша подошел к окну и рывком отдернул штору. Вид из окна ему показался удручающим: хмурое дождливое утро, бегущие под разноцветными зонтами люди и тут же переполненные мусорные баки. По мокрому шоссе стремительно проносились автомобили, оставляя за собой веер грязных брызг, а по воздуху все кружились и кружились желтые листья и укладывались слоями на сырой асфальт.

Кудрин стоял и смотрел на эту картину, перебирая ногами по холодному полу и не очень-то хотелось выходить из теплой квартиры. С каким бы удовольствием он бы снова забрался под одеяло и, прижавшись к мирно сопевшей жене, поспал бы еще часок.

— Покой нам только сниться, но пора на работу, — подумал он и стал быстро одеваться.

Уже через полчаса Евгений Сергеевич вышел на улицу, замерз — утренний ноябрьский промозглый ветер леденил тонкий болоньевый плащ. В нос ударил такой знакомый запах костра — во дворе жгли листья. У подъезда он увидел дворника, который старательно мел асфальтированную дорожку, с трудом отдирая от нее намокшие листья, успевшие к ней прилипнуть.

Кудрин обратил внимание на объявление, висевшее у подъезда на крышке электрощитка. Не увидеть его он просто не мог — оно было написано ярко красным карандашом. Корявым почерком строго предупреждали: «Не открывать крышку и не трогать мокрыми руками оголенные провода! Они от этого ржавеют».

Усмехнувшись, Евгений Сергеевич про себя отметил, что такое объявление достойно быть в его заветной книжечке. Еще с юности он записывал в книжечку разные анекдоты и смешные выражения и с охотой под настроение делился ими с друзьями.

— А книжечек таких у меня уже с дюжину, — подумал Кудрин и широко улыбнулся.

Проходя мимо табачного киоска, он обратил внимание на отраженный в его окне луч света: — Солнышко проклюнулось, — заметил мимоходом Кудрин, — и это хорошо!

Как-то сразу стало теплее, да и ветер начал стихать; он уже гораздо медленнее разгонял опавшие листочки деревьев по тротуару и они, как маленькие самолетики, не спеша пилотировали в прозрачном осеннем воздухе и садились на мокрый асфальт в ожидании своего дворника.

Евгений Сергеевич остановился и неожиданно представил себя парящим на таком листочке, как Хоттабыч и Волька на ковре — самолете.

— Да, что-то меня далеко унесло в моих мыслях, — осадил себя Евгений Сергеевич.

И все же осень была его любимым временем года. В это время природа была на распутье: и с летом расставаться не торопится, и осени сторонится. Но с каждым днем осень спешит занять свои права, и все новые цвета появляются в ее арсенале, а город постепенно накрывает листопад, превращая его в желто-багряное царство.

Евгений Сергеевич мельком любовался обилием этих красок, несмотря на усиливающийся моросящий дождь.

— Осень чудесна! — подумал он, — как же я ее люблю в ее многообразии. Люблю, потому что люблю!..

Сильный порыв ветра прервал радужные мысли и Кудрин, подняв воротник плаща, ускоряя шаг, направился в сторону остановки троллейбуса.

Утреннее оперативное совещание у заместителя начальника управления полковника милиции Кочеткова прошло сравнительно быстро и когда все уже стали расходиться по отделам, он попросил Евгения Сергеевича остаться.

Кочетков протянул ему тонкую папочку и без всяких преамбул монотонным голосом сказал: — Займись Евгений Сергеевич этим делом срочно…

— Товарищ полковник, — недоуменно возразил Кудрин, — да у меня дел по горло и к тому же только вчера Вы мне пару материалов расписали.

— Ты внимательно посмотри, чья там виза стоит, — резко обрезал Кочетков.

Евгений Сергеевич раскрыл папку и достал три бумаги: на одной заявление потерпевшего, на другой — протокол осмотра места происшествия и третьей была карточка контроля. Прочитав внимательно заявление потерпевшего, он узнал размашистый почерк начальника Главка: «Кочеткову, на личный контроль» в левом верхнем углу, а в контрольной карточке уже за подписью Кочеткова красовалось: «Кудрину к исполнению».

— Странно, — сказал Евгений Сергеевич, недоуменно посмотрев на начальника — с чего это на меня возложили такую задачу, это — компетенция местного отделения милиции, в крайнем случае, оперативников из РУВД.

— Женя, займись этим делом и не задавай лишних вопросов, там контроль с самого верха, — с тревогой в голосе сказал Кочетков, показывая большим пальцем на потолок.

— Потерпевший не простой профессор физики Борисов Глеб Алексеевич, — продолжал он, — а известный во всем мире ученый и к тому же еще депутат Моссовета.

— Понятно, — пробубнил Кудрин.

— Что тебе понятно? — с раздражением ответил полковник, — видел же чья виза на заявлении, а ты мне толкуешь про местное отделение милиции…

— Давай Женя, приступай к делу, — продолжал Кочетков, — и внимательно прочитай протокол осмотра места происшествия, который составил оперативный работник отделения милиции и лично начинай работать.

— Так в нем практически ничего нет, — оторвав взгляд от протокола, проговорил Кудрин.

— Я тебе достаточно понятно все сказал, да и Борисов мне недавно звонил; он тебя уже ждет у себя дома — недовольно проговорил полковник, всем своим видом давая понять, что разговор окончен.

В свой кабинет Евгений Сергеевич пришел слегка удрученный новым заданием руководства, набрал телефон своего сотрудника Романа Вольского и вызвал его к себе. Из всех сотрудников отдела, которым руководил Кудрин, тот выделялся своей рассудительностью и не по годам развитой логикой мышления. Именно его Евгений Сергеевич и решил подключить к этому делу.