Цена свободы - Сергей Семенов

– Это победа, – тихо повторял Мишка. – Молодец, Леха! Не зря! Не зря!

* * *

– Дай-ка я тебя обниму, братишка! – радостно воскликнул Михей, заключая товарища в крепкие объятия. – Что бы мы без тебя делали?

– Да брось, – отмахнулся Эстет. – Я-то чего, это все вояки.

Подкрепление из Возжаевки успело вовремя – нападавшие как раз взорвали ворота. Большинство разбойников погибло на поле боя. За теми, кто успел укрыться в чаще, посылали ударные отряды с собаками. Плененные бандиты выдали основные резервные точки, и группы зачистки уже отправились туда, чтобы окончательно «выполоть» всю заразу в местных лесах.

– Недолго «недобиткам» в лесу прятаться, – довольно говорил Геннадий, легко раненный в плечо. – Попили они людской кровушки, пришло время расквитаться.

Настала пора рассказать Лехе и про Батю. Эстет долго качал головой и сокрушался.

– Надо было его вместо меня отправить в Возжаевку, – говорил он. – Знать бы.

– Да что теперь уже сделаешь? – разводил руками Михей. – Жалко Славу.

– Чтобы им в аду жариться, сукам, – ругался Эстет. – И чтобы их там черти вилами переворачивали. Как же так. Эх Батя-Батя…

– Такие люди, – грустно говорил Михей. – Не живется им мирно. Кто послабее – того и жрут первым.

– В мире, где все жрут друг друга, почетно умереть от голода, – тихо сказал Эстет.

– На фиг, – махнул рукой Мишка. – Надеюсь, хоть сейчас тут народ спокойно заживет.

– Хорошо бы, – отозвался Леха.

* * *

После боя они поселились у Геннадия – тот сам настоял на том, чтобы парни с девушкой переехали из скромного общежития к нему в дом. Друзей теперь мало интересовали политические вопросы – пускай с ними разбираются старосты Ксеньевки и боевые командиры. Потихоньку с дальних хуторов в поселок подтягивались женщины, старики и дети. Жизнь возвращалась в привычное русло, и Геннадий был несказанно этому рад.

– Ну что, куда вы дальше? – спросил мужчина за ужином у друзей.

– Домой, – улыбнулся Мишка, старательно пережевывая кусок вареного мяса. – У тебя вот немного погостим, отдохнем – и в путь.

– А товарищи? – спросил Геннадий, глядя на Леху с девушкой.

– А мы что? – улыбнулся Эстет. – И мы тоже домой.

– Ну, ребят, как знаете, – ответил мужчина. – Я вас никуда не гоню. Отдыхайте сколько влезет перед дорогой. Я со старостой нашим поговорю. Чем сможем – поможем.

– Вот за это спасибо, – кивнул Мишка, расправившись с мясом. – Дорога длинная.

Он уже успел рассказать Геннадию всю их историю, и тот прекрасно понимал, куда так спешит парень. А Мишка вдруг осознал, что не хочет думать о предстоящей дороге. Из мирного края их путь снова будет пролегать через зараженные земли и неведомые опасности. Кто знает, что ждет их впереди?

– Знаешь что, – выдержав паузу, произнес Геннадий. – Я сегодня Славиных дочерей видел.

– И что же? – подорвался Михей. – Рассказал им?

– Нет пока, – покачал головой мужчина. – Вот и думаю теперь – надо ли. Ведь они, может, до сих пор верят. И ждут.

Парень представил, как семья бригадира ждет своего отца и мужа – день за днем. Надеется и верит, что он когда-нибудь вернется к ним. Так же, как далеко-далеко, в родной деревне, ждет его мать – каждый день выходит на край огорода и смотрит, смотрит. Не знает ничего о судьбе сына, но надеется. И верит.

– Оставь им надежду, – тихо попросил Геннадия Эстет. – Многие только надеждой и живут ведь. Не говори пока. Быть может, потом когда-нибудь. Но не сейчас.

– Хорошо, – согласился мужчина. – И правда, не буду пока. Знаешь, о чем я сейчас подумал. Он, наверное, там, где он теперь, их не встретил и обрадовался.

Поужинав, вчетвером вышли на улицу. Душу Михея после недавнего разговора о бригадире раздирала тоска. Задрав голову к небу, он смотрел, как катятся, сваливаясь в комья, пушистые облака. Немного не дожил Батя, совсем чуть-чуть. Парень вдруг подумал, что жизнь, как вода – никогда никуда не исчезает. Лишь перетекает, испаряется и снова течет дальше в другой сущности. Батя будет жить в дочерях, в душах парней и Тайки, которых он спасал, словно родных детей. И пускай бригадир не погребен – людская память лучше и надежнее всяких могил. А им еще предстояло жить. И во что бы то ни стало пройти долгую и сложную дорогу домой.

– У нас в ту сторону никто не ходит. И оттуда никто не ходит. Понимаете?

– Понимаю. Значит, никак не пройти там?

– Откуда я знаю? Место там плохое, говорю же. Кто туда ходил – тех больше не видали, оттого и слухи всякие. А кто рядом бывал да видел малость – такого наболтают. Сами знаете, у страха глаза велики.

Михей сидел у старосты в доме. Косо, через ветви черемухи, било в стекло вечернее солнце, и золотистые лучи пластались по полу. В раскрытое окно тянуло теплом с улицы, пахло сеном и навозом. Мирно квохтали куры, на соседнем дворе всхрапывала лошадь, и в этой уютной домашней обстановке разговоры о дальней дороге и неведомых опасностях казались чуждыми, неуместными.

– И никто толком не знает, чего там? – спросил парень.

– Ну, как сказать. Как раньше говорили – аномалия. Видят чертовщину всякую, слышат странное, кто рядом бывал. Люди пропадали. Нам туда не надо. Чего на рожон лезть? Но мое дело – предупредить, а дальше уж вы сами. Я и так вижу – не удержим вас тут.

– Не удержите, – кивнул Михей. – И идти боязно, и здесь сидеть сил нет. Лучше по дороге домой помру, чем всю жизнь буду тут жить и думать, что не сумел, побоялся.

– Понимаю, – кивнул Иван Петрович. – Мы-то дома ведь, не нам рассуждать. Ну, вы смотрите. Как отдохнете у Геннадия – так и ступайте. Про еду-патроны говорили уже – с этим поможем. Мужиков попрошу, чтобы немного подвезли. А уж дальше – сами.

– Спасибо, – склонил голову Михей.

– Бог в помощь, – улыбнулся староста. – Чем можем. Сами знаете, если бы не вы…

И разговор неспешно свернул на другие темы. Не хотелось селянам говорить о том, что творится в страшном мире, который лежал за границами их мирных земель. Ну а друзьям нужно было подготовиться к новому походу, который вскоре ожидал их. И Михей прекрасно понимал, что в дальнейшем придется надеяться только на себя.

Частенько на улице соседи Геннадия, встретив его или Леху, заводили неспешные разговоры, сыпали вопросами. Но Мишка чувствовал – спрашивали ради уважения, для формальности. Что им было до троих чужаков? И потому стал отвечать кратко, сдержанно. Да и что он мог сказать им? Что ничего они не боятся, а предстоящая дорога – лишь детская прогулка? Но в глубине души поселилась темная тревога и не давала парню покоя.