Злые игры - Анжела Марсонс

– Доктор Прайс предупредил нас о вашем приезде. Просил оказать вам любую возможную помощь.

Ну, еще бы, подумала Алекс. Доктор Натаниэль Прайс был ученым секретарем клиники, и они с Торн знали друг друга еще с медицинского факультета университета, где Алекс узнала, что у него гомосексуальная связь с одним из преподавателей. В то время этот секрет не имел никакого значения, а Торн еще не имела склонности к пустым угрозам. Она во всем искала выгоду для себя или, на самый худой конец, развлечение. Тогда разглашение его секрета не имело бы большого эффекта – эта новость через пару недель отошла бы на второй план и быстро забылась бы в университетской круговерти. Сейчас же ее значение было гораздо серьезнее, особенно для его жены и трех дочерей.

К счастью, Алекс не пришлось даже опускаться до прямой угрозы. Просто она незримо присутствовала при их телефонном разговоре. Ему было достаточно знать, что Торн обо всем известно и что она готова использовать свои знания. Вполне возможно, что он тайно все еще предавался гомосексуальным утехам. Про себя Алекс решила проверить это – ведь дополнительная страховка никому не помешает.

– Это очень мило с вашей стороны, Хелен, – сказала она, улыбаясь и тепло пожимая руку женщины. Толстые и уродливые люди любят, когда на них обращают внимание люди красивые.

Хелен провела ее из фойе в короткий коридор, из которого они повернули налево и оказались в небольшом аккуратном офисе.

– Прошу вас, присаживайтесь.

Алекс уселась. Помещение было небольшим, но функциональным, с окном, выходящим на богато украшенный фонтан в восточной части сада. Рот дельфина в фонтане выглядел так, как будто последний раз вода из него выливалась лет пятьдесят назад.

– Я работаю здесь замом по лечебной части вот уже двадцать два года, поэтому если у вас есть какие-то вопросы, то не стесняйтесь и спрашивайте.

– Я не знаю, что вам рассказал доктор Прайс… – начала Торн, откидываясь в кресле.

– Он сказал только, что у вас есть похожий пациент и что любая информация с нашей стороны может вам помочь.

– Вы понимаете, что я не могу вдаваться в подробности, – с сожалением кивнула Алекс, – но если вы согласитесь поговорить со мной о Патриции Стоун, а потом позволите увидеть ее на несколько минут, то, думаю, это позволит мне более эффективно лечить моего пациента.

– Отлично. Тогда я начну говорить, а вы, если у вас возникнут вопросы, не стесняйтесь, – было видно, что женщина готова всем поделиться с посетительницей.

Торн достала блокнот, а Хелен отпила из банки диетической «Коки», что было удивительно, принимая во внимание ее полноту.

– Полагаю, что вам известны детали жизни Патти в молодости. Сюда ее поместили в восемьдесят седьмом году, сразу после трагедии. Задолго до этого ей был поставлен диагноз «шизофрения», но ее выпустили из клиники в период деинституционализации[61], потому что она хорошо реагировала на подобранное лечение. Когда она поступила к нам, у нее был целый букет симптомов, свидетельствовавших о наличии у нее шизофрении. Она страдала от маний, галлюцинаций, путаной речи и кататонического синдрома[62]. Она была социально неадаптирована, и эти симптомы мы наблюдали у нее на протяжении шести месяцев. За это время мы исключили влияние на психику каких-либо органических повреждений.

– А вы не могли бы поточнее рассказать о маниях и галлюцинациях? – попросила Алекс. Она уже почти забыла то, что проходила на первом курсе.

– Начнем с того, что она слышала у себя в голове голоса, которые постоянно спорили друг с другом, хотя и были абсолютно независимы от нее. Она в этих спорах была судьей и, если хотите, миротворцем. Голоса все время требовали, чтобы она приняла чью-то сторону. Кроме того, она страдала от бредовых восприятий[63]. Есть свидетельство о том, что, когда один из пациентов во время ланча подвинул к ней кувшин с водой, она решила, что медицинский персонал замыслил ее убить и единственным способом спастись для нее было помочиться прямо посередине столовой. Правда, это было еще до того, как я пришла сюда работать. Вскоре после моего прихода у Патти появилась фобия к окнам – она боялась, что открытые окна высасывают ее рассудок.

– А у нее бывали приступы агрессивности?

Хелен печально кивнула. Было видно, что Патриция Стоун ей очень нравится. Как это непрофессионально – допускать подобное отношение к пациенту, подумала Торн.

– К сожалению, да. По своей природе она совсем не агрессивна, но бывают моменты, когда с ней трудно справиться.

– А вы можете рассказать о таких случаях?

Чтобы не пропустить деталей, Хелен достала историю болезни Патти Стоун.

– В девяносто втором году она напала на пациентку, утверждая, что пожилая женщина проецировала мысли в ее сознание, и она должна была положить этому конец. В июне девяносто седьмого – опять нападение на пациента, который якобы передавал ей в мозг свои ощущения. Еще через несколько месяцев она стала утверждать, что тот же самый пациент читает ее мысли вслух. Шесть лет назад напала на посетителя, утверждая, что он взял ее под свой умственный контроль и заставил ее чесать себе колено до тех пор, пока на нем не появилась кровавая рана. А совсем недавно она сбила с ног молодую санитарку якобы за то, что та передавала ей в мозг какие-то импульсы.

Алекс была заинтригована. Патти Стоун объединила в себе почти все первичные симптомы, описанные Шнайдером[64]. Наличие хотя бы одного из них позволяло диагностировать пациента как шизофреника.

– Только не подумайте ничего такого, – сказала Хелен, вставая на ноги. – Такое случается довольно редко. В остальное время она образцовая пациентка – готовая к сотрудничеству и довольно приятная. А подобные эпизоды заставляют нас пересматривать медикаментозное лечение. С самого начала она была на хлорпромазине, а сейчас мы перевели ее на клозапин[65].

Клозапин был препаратом, который часто прописывали шизофреникам, с трудом поддающимся лечению. У препарата было меньше побочных эффектов.