Взгляд Медузы - Торкиль Дамхауг

Поезд надолго застрял посреди туннеля. По внутренней связи никакого сообщения не поступало. Аксель оглядел полупустой вагон. Наискосок от него сидел парень, ровесник Даниэля, в наушниках, читал журнал и слушал какую-то музыку; закинутая на сиденье нога подрагивала, видимо в такт с мелодией. Может быть, именно старший сын сильнее других почувствует разочарование, хоть он уже и не живет больше с ними. Даниэль всегда тянулся к отцу… Немного дальше сидели две девушки африканской внешности и тыкали пальчиком каждая в свой мобильник. Сиденье позади них занимала женщина в хиджабе. Она смотрела в окно, на темную стену туннеля. Бия и дети. Чтобы быть вместе с ними, не стыдясь. Как раньше. Казалось, все это было в другой жизни, до того как Бреде снова возник в его мыслях. Все эти годы Аксель ухитрялся не думать о нем, запер его в темной комнате, и не обращал внимания на крики, доносившиеся оттуда. Лаже успокоился, когда перестал их слышать И тут Бреде все-таки появился — в тот день, когда мать приняла Акселя за него. Поезд опять пришел в движение. Аксель знал, что снова запереть дверь у него не получится. Он не мог больше отмахиваться от мыслей о том, что случилось тем летом.

На перроне станции «Национальный театр» стояли полицейские, трое или четверо. Один из них был с собакой. Он еще не осознал, для чего они там, даже когда двое ворвались в их вагон и велели всем оставаться на местах. И только когда один из них остановился перед ним и приказал поднять руки, до него начало доходить, в чем дело. Он в жизни не подчинялся приказам, которые орали ему в лицо, поэтому никак не отреагировал. В ту же секунду его подняли рывком, резко завели руки ему за спину и швырнули его на пол. Он больно ударился носом и лбом. В затылок впилось чье-то колено, на руках защелкнулись наручники.

— Не двигаться! — прорычали ему прямо в ухо.

Он повернул голову, чтобы сделать вдох, и получил удар в челюсть. Услышал другой голос, доносившийся откуда-то издалека:

— Подозреваемый задержан на станции «Национальный театр». Все под контролем.

И ответ из трещавшего передатчика:

— Личность установлена?

— Водительские права и кредитная карточка Visa. Это он.

Аксель не мог бы сказать, сколько пролежал на полу — пять минут или десять. Других пассажиров попросили удалиться. Наконец давление на затылок ослабло.

— Встать!

Он поднялся, изо рта сочилась кровь. У одного из полицейских он заметил пистолет. «Я что, так опасен?» — пронзила его мысль.

На улице, у фонтана, их дожидался автомобиль. Акселя подвели к нему. Когда они прошли половину пути через маленькую площадь, прямо перед Акселем вдруг выскочила какая-то фигура с камерой. Вспышка прорезала полутьму и распахнула ее настежь. Два раза, три раза, пока его не втолкнули в машину.

Во времена своего студенчества Аксель довольно прилично зарабатывал в выходные дни, проводя анализы на наличие алкоголя в крови у водителей. Он хорошо знал, как выглядит одиночка, но ему никогда не доводилось оказаться внутри ее за запертой дверью. Он сел, прислонившись головой к стене, вытянув ноги вперед. Боль пульсировала от затылка к плечу, распространялась по грудной клетке. Похоже, у него сломано по меньшей мере одно ребро. Правый глаз распух, изо рта все еще сочилась кровь, и шатался клык.

Из соседней камеры доносились странные звуки. Там сидел мужчина, судя по всему немолодой и весьма нетрезвый. Он не переставая горланил отрывки из двух норвежских шлягеров: «Если светит солнце в твоем сер-р-р-рдце, будет целый мир-р-р твоим… Когда цветут кашта-а-а-аны на аллее Бюгдёй»[28]. Хорошо, что рядом оказался этот весельчак. Аксель представлял себе, как он выглядит, при каких обстоятельствах выучил эти беззаботные песенки, за что этого мужчину задержали. И вот таким способом он не давал ходу другим мыслям.

Но в какой-то момент, час назад, а то и два, дядьку увели. Часы у Акселя, разумеется, отобрали, так же как и мобильный телефон, бумажник, ремень и обувь. Теперь в соседних камерах было тихо, и он остался наедине со своими мыслями в этих землистозеленых стенах, под ярким светом неоновых трубок. И с этими мыслями ему придется жить дальше, каждую минуту оставшейся жизни. В памяти всплыла строфа из другой песни, которая часто доносилась из комнаты сына: «All the words are gonna bleed from me and I will think no more». Бия как-то раз показала ему картинку в журнале: буддийский монах, спускающийся по склону, поросшему деревьями с золотистыми и красными листьями; сквозь ветви сеется свет. Под картинкой было написано: «Ни единая мысль не омрачает этот путь». Но монах оказался там не потому, что отгонял от себя мысли. Должно быть, он столь глубоко проникся ими, что внешне не обнаруживалось ни малейшего их следа. Акселю вспомнилось, как он обычно представлял себе собственную старость: прогуляться вдоль берега, посидеть на камне, вглядываясь в морские дали, неторопливо двинуться дальше. Ощущение, что все состоялось, все сделано и осталось одно только ожидание. Сидя теперь в камере-одиночке и глядя в стену, он понимал, что никогда не попадет на тот берег.

Вытянутая в длину комната, куда его привели, видимо, располагалась в середине здания: окон в ней не было, она освещалась люминесцентными лампами на потолке. Стены в ней были серые, и палас во всю комнату тоже. Над дверью висела видеокамера, и Аксель понял, что допрос будет заснят на видеоаппаратуру и что, возможно, кто-то будет следить за его ходом на экране.

У дальней стены стоял стол, а вокруг него три стула. Он сразу же узнал тех, кто там сидел. Это были те двое полицейских, что снимали с него показания чуть больше недели тому назад.

Тот, что был помоложе, поднялся; он был примерно одного с Акселем роста, крепкий, с темными глазами под светлой челкой.

— Садитесь, Аксель, — сказал он, указав на незанятый стул.

Аксель сразу же понял, что младший инспектор неспроста обратился к нему по имени. Но все же этот человек вызывал симпатию, и арестованный почувствовал облегчение оттого, что он будет присутствовать на допросе.

— Как вы, возможно, помните, моя фамилия Нурбакк. А это все тот же инспектор Викен.

Инспектор бросил на Акселя холодный взгляд.

Нурбакк сказал:

— Мы приняли решение предъявить вам обвинение в убийстве трех лиц — Хильды Софии Паульсен, Сесилии Давидсен и Аниты Эльвестранн. Согласно Уголовно-процессуальному кодексу, это дает вам определенные права. В частности, вы имеете право ознакомиться с любыми документами по этому делу.

Не позднее чем в течение двадцати четырех часов вам должен быть назначен защитник, которого вы можете выбрать сами или же мы можем вам его предложить. Вы имеете право на то, чтобы этот защитник присутствовал на всех допросах, но на то, чтобы добраться сюда, ему может потребоваться некоторое время. Поэтому у нас есть предложение — начать как можно скорее. Тогда мы сможем сократить время вашего пребывания в камере одиночного заключения. Провести в ней всю ночь не очень-то приятно.