Ты постучишься в дверь мою - Мария Акулова

У Бродяги. Смущение…

— Ты серьезно? — и вопрос можно было не задавать, но Кир был слишком поражен.

Новостью, а еще… Своей реакцией на нее. Не отчаяньем из-за того, что, кажется, между ним и Ксюшей только что новая преграда выросла, а радостью… Потому что он знал, как давно Тихомировы об этом мечтали. Знал, что все не так просто. А теперь…

— Серьезней некуда.

— Это… Черт, я рад за вас, Тихомиров. Очень рад!

До состояния, когда особо слова не подберешь, когда все, на что способен — это по плечу похлопать от души, а потом не выдержать, сделать захват локтем и хорошенечко взъерошить волосы будущему папке. Смеющемуся, ожившему недавно папке.

— Я бы выпить предложил, но ты ведь откажешься все равно.

— Откажусь, но… Это так странно. Ксюша ходит по квартире… Загадочная вечно… Задумчивая… Рассеянная… А я смотрю на нее и поверить никак не могу. Представить сложно… Восемь месяцев пройдет — и будем нянчить.

— А будет кто? Парень? Девка?

— Рано, Кир. Не знаем. Мы еще никому не говорили. Ты первый… Да и то Ксюха… Узнает — убьет меня, так что ты молчи пока…

— Она не сомневается, что ты растреплешься, Тихомиров. Поверь мне…

Кир снова улыбнулся, Ваня в ответ…

— Может ты тоже, Прудкой… Ну может вы с Альбиной помирились бы?

Кирилл быстро потускнел, с дивана встал, прошелся из угла в угол.

— Нет, Вань. С Альбиной все… Я только больно ей сделать могу. Решил, что дам развод. Извинился… Объяснил бы, да… Ни она слушать не захочет, ни я себя больше уважать не стану. Ты прав был тогда… Я повернут на желании, чтоб как у вас… У вас ведь опять так, Вань… Я вижу, как она на тебя смотрит, как ты на нее…

— Она обижается еще. И боится.

— Я тоже боюсь. Тоже обижаюсь. Но… Черт, Тихомиров. Ты сделал нас счастливыми. Сначала раздавил сердца, а теперь снова счастливыми сделал… Особенно ее… Поэтому жди. И судьбу благодари, что так вовремя…

— Я благодарю. Судьбу. Ее. Тебя вот…

— Я — говно, Бродяга. Меня не за что благодарить. Я вел себя, как говно, с твоей женой, со своей женой, с тобой. Да даже с собой и то, как говно… Нужно менять все… Я уже Ксюше говорил… По-мудацки, правда. Я, похоже, иначе не умею, но… Хочу из менеджмента уйти. Все нахрен в жизни поменять. Уехать на острова, посерфить может. Или мотоцикл купить, как в юности. И наперегонки с ветром… А может медитацию какую-то устроить…

— Ты путаешь оргии с медитацией, Кирыч…

Прудкой усмехнулся, пальцем другу погрозил.

— Я серьезно, Вань. Устал почему-то. С жиру бешусь, может. Но чувствую, что нужно что-то менять. Старую цель потерял, — глянул на закрытую дверь в спальню, за которой наверняка уже спит Ксюша, — а новую не обрел…

— А с Краст что?

— С Краст… Я даже не понял, кто кого нахрен послал. Да это и неважно. Краст была частью той жизни, где я вел себя, как говнюк. Впереди у меня другая. Хочу другую…

— Чем я могу тебе помочь?

Кирилл застыл на пару секунд, глядя на друга… В сотый раз за вечер осознавая, как же он скучал. По импульсивному, резкому, деловому… роднее всех родных… Бродяге.

— Поддержи просто. И в крестные позови. Мне хватит.

Иван кивнул, тоже бросил взгляд на дверь, тон чуть сбавил…

— Ксюша злится на тебя за Альбину. Про крестного позже с ней поговорю, а поддержку… Ты знаешь, я рядом всегда. Если нужно — в морду заеду.

— Мне или обидчикам?

— Тебе, Прудкой. Только тебе. Эксклюзивное право… С посторонними драками я давно завязал. Возраст не тот.

— И статус…

— Именно…

Замолчали на какое-то время, думая и о возрасте, и о статусе…

— Там проясняется что-то? — следующий вопрос Кирилл задал.

— Где?

— В следствии твоем.

— Нет. После возвращения ничего больше не было. И я даже не знаю — радоваться или опасаться. Не верю, что обо мне забыли. Может, затаились… Может, дразнят… Стремно…

— Еще бы. Мне тоже стремно… За тебя, за Ксюшу. Даже за себя немножечко.

— У следователя версия в работе. В подробности пока не посвятил. Но очень хочется, чтобы оказалась верной.

— И поскорей…

Снова два взгляда встретились. На сей раз серьезных.

— И поскорей.

Искренне желающих, чтобы все это закончилось. Благополучно и поскорей.

* * *

Ксюша находилась будто в полудреме. Еще не спала, но уже одним глазом подглядывала сны.

Когда Бродяга в спальню вошел, лег, тут же устроилась у него под боком, с удовольствием отметила, что он начинает по волосам гладить…

— Кир ушел?

— Да. Почти два часа ночи уже. Домой поехал…

— Лучше остался бы…

— Я предлагал, не захотел. Сказал, хочет завтра поспать подольше, а у нас не выйдет — будешь завтраком выманивать.

— Никаких завтраков, Вань. Меня от слова уже тошнить начинает…

Тихомиров улыбнулся, но перечить не стал.

— Спи.

Послушалась, как ни странно. Больше ни слова не сказала, очень скоро задышала равномерно сонно…

Ваня же продолжал ее по голове гладить, думая о том, сколько еще им предстоит веселья.

Через пару дней — юбилей ее отца. Большое мероприятие будет позже, а в сам день Игорем Станиславовичем было постановлено провести семейный ужин.

По изначальному плану семейный — это на троих: он, Нина и дочь. Но в связи с последними событиями… Иван был внезапно приглашен. Не напрямую — через Ксюшу.

Как Тихомиров сам прекрасно понимал, Веремеевы хотели оценить масштаб катастрофы и готовы были пожертвовать своим вечером, чтобы повторить день знакомства с зятем, только с альтернативным исходом.

И по уму отказаться бы, но… Поговорить все равно пришлось бы рано или поздно. Ксюшу гложило, что их привычный худой мир опять скорее напоминал хорошую войну. И саму ее оставлять ой как не хотелось.

Поэтому Ваня согласился. Теперь же учился тому, чего так и не сумел достичь за все годы общения со святым семейством — терпения… Ради Ксюши и Бродяговича должен был держаться.

Через десять лет после знакомства стать наконец-то идеальным зятем. Хотя бы на вечер. Хотя бы без скандала… Хотя бы если со скандалом, то небольшим…



Настоящее…

— Готова? — Иван сжал Ксюшину руку, задержался взглядом на профиле. Судя по тому, что жена смотрела в пространство перед собой, а губы были сжаты — нет, не готова, но… Уже приехали.