Анна Австрийская. Первая любовь королевы - Шарль Далляр

Комната, в которой он находился, обширная как все тогдашние комнаты, не имела другой мебели, кроме стола, на который он опирался, и стула, на котором сидел. В камине горел яркий огонь. Комната эта очень подходила для тюрьмы. Четыре стены имели только два отверстия: дверь и окно. С точки зрения возможности побега нельзя было рассчитывать на третье отверстие — камин; впрочем, даже и этот способ бегства, который мог бы привести Капитана Десять на крышу, был учтен, потому что в камине горели огромные поленья. Не обладая свойствами саламандры, невозможно было рискнуть войти в топившийся камин. Следовательно, оставались только окно и дверь. Дверь была очень крепкая и заперта снаружи на превосходный замок; кроме того, ее караулили два гвардейца. Капитан Десять находился тут уже два часа, и за эти два часа он не сделал ни малейшего движения. Однако он не спал. Он размышлял. Хотя он был еще молод, но он был уже счастлив и в войне, и в любви. До сих пор он не был еще ни ранен, ни взят в плен. Никогда еще не испытывал он из-за женщины горя, угрызения совести или скуки, и привык к своему счастливому успеху. К счастью привыкаешь легко. Но счастье, по-видимому, изменило, солнце заслонила тень. Обращение и слова Денизы, когда он опять сел с нею в карету по выходе из отеля Шеврез, нарушили очарование, заставив его почувствовать первые серьезные муки любви. Он понял, что Дениза знала все, что, зная внутреннее расположение отеля, она, может быть, присутствовала как невидимая и безмолвная свидетельница при том, что происходило в комнате, куда герцогиня водила его под пустым предлогом взглянуть на герцога Букингема. При мысли об ударе, который должен был поразить бедную девушку, он почувствовал сожаление и признался себе, что скромная и бедная Дениза была милее и драгоценнее его сердцу, чем все герцогини на свете. Вследствие этого признания он дал себе обещание никогда более не обманывать ее, если ему посчастливится выпутаться из того безвыходного положения, в которое он попал. Но он считал невозможным избавиться силою или хитростью от ожидавшей его участи: Бастилии или Гревской площади, пожизненного заключения в тюрьме или смерти. Надо сказать в похвалу молодого человека, что его первая мысль была не о себе, а о его девяти товарищах, запертых живьем в каменной железной могиле, в доме в улице Этюв, откуда они не могли выйти по собственной воле и откуда только он один мог их освободить. Ему предстоял страшный выбор: или молчать о них, то есть обречь их на верную и ужасную смерть — они должны были неизбежно умереть с голода, — или открыть тайну их убежища, и в таком случае предать их всех связанными по рукам и по ногам мщению кардинала.

Когда карета, в которой его привезли, въезжала во двор кардинальского дворца, этот двор был почти пуст. Не зная, куда его привезли, Поанти приметил, однако, что лестница, по которой его вели, имела пятьдесят восемь ступенек и две площадки. Из этого он заключил, когда его остановили у двери, отворившейся пред ним, что он прошел три этажа и находился на тридцать пять футов над двором. Потом его провели через темную комнату, потом отворили другую дверь, и он увидел себя в большой комнате, той самой, в которой мы находим его.

Поанти одним взглядом осмотрел всю комнату до малейших подробностей. На пороге он приложился рукою к двери и приметил, что она была дубовая, в полтора дюйма толщиной. Окно показалось ему окном обыкновенным, с железной решеткой. Офицер, командовавший гвардейцами, указал ему рукою на стул и просил подождать, пока за ним пришлет его преосвященство кардинал. Таким образом, Поанти узнал, что он находится во дворце кардинала. Офицер и гвардейцы вышли и заперли дверь. Обостренный слух пленника различил шаги удалявшихся людей и двух других человек, которые не последовали за своими товарищами, а прохаживались взад и вперед за дверью, останавливаясь время от времени, чтобы прислушаться к его движениям.

Но Поанти остерегался делать движения. Он философически сел на стул, на который указал ему офицер, опустил голову на руки и не шевелился. Его неподвижность продолжалась два часа. Она утомила бдительность и внимание двух караульных, которые устали прохаживаться и прислушиваться понапрасну; наконец они сами сели, прислонившись спиною к двери. Поанти очень хорошо слышал и понял это все. Это нисколько не помешало ему следить за нитью своих мыслей. Мысли эти имели одну цель, очень простую, но довольно трудную. Найти способ, и способ очень быстрый, убежать как можно скорее. Но как Поанти ни торопился, он понимал, что поспешность скорее вредна, чем полезна. Он хотел обдумать все хорошенько, и обдумывал два часа.

Этих двух часов для него было достаточно, чтобы придумать, как спастись. Как все проницательные и логичные умы, он перешел от известного к неизвестному.

Известное было для него комнатой, служившей ему тюрьмой, с двумя отверстиями: дверью и окном. Одним из этих отверстий — дверью нечего было и заниматься, потому что в нее никак нельзя было пройти. Оставалась дверь. Другое отверстие, окно, имело круглый балкон. Рассчитывая по числу ступеней и площадок, пройденных им, барон заключил, что его тюрьма была на третьем этаже. Потом он сказал себе, что если у окна третьего этажа есть балкон, то, наверно, окна обоих нижних этажей также имеют балконы. Пятьдесят восемь ступенек обыкновенной высоты представляли около тридцати футов, расстояние, очевидно отделявшее третий этаж от земли. Тридцать, разделенное на три, дает десять. Следовательно, десять футов должны составлять высоту одного этажа и расстояние, отделяющее один балкон от другого. Поанти был ловок, как настоящий горец. Скалы в Дофинэ были свидетельницами многих опасных прыжков, исполненных им черезвычайно ловко. Если он повиснет на руках на последней перекладине балкона, то между подошвами его сапог и нижним балконом не может быть более двух футов с половиной. Упражняться в этой гимнастике для него — детская игра. На этом он и построил свой план. Исполнение его было трудным из-за предосторожностей, которые он должен был принимать, чтобы отворить окно без шума, не привлекая внимания караульных. Добившись этого, он должен был еще постараться, чтоб силуэт его, который черно обрисуется во дворе на освещенном квадрате комнаты, не привлек взоры кого-нибудь из обитателей дворца. Вот почему Капитан Десять оставался два продолжительных часа в такой неподвижности, что его можно было считать спящим. Он ждал, чтобы дрова в камине сгорели. В ту минуту, когда мы входим во временную тюрьму, выбранную для барона аббатом де Боаробером, без сомнения, настала минута, которой он ожидал. Медленным и размеренным движением отнял он руки от головы, тряхнул своими черными волосами, крепко надвинул на них свою шляпу с перьями и тихо встал. Сколько минут потребовалось ему, чтобы постепенно опускать фитиль лампы до тех пор, пока она погасла? За сколько минут совершил он опасное путешествие от стола к окну? Соринка, грозившая хрустнуть под его ногами, заставляла его останавливаться с трепещущим сердцем и прислушиваться. Малейший шум мог изменить ему. Но смелому Бог помогает. Поанти благополучно добрался до окна и отворил его. Наклонившись, он увидал с радостью, что он не ошибся в своих предположениях. Второй балкон на расстоянии десяти футов ожидал его. Слабый свет, отражавшийся на камне, показывал, что комната, к которой принадлежал этот балкон, была освещена и, следовательно, обитаема.