Распыление 3. Тайна двух континентов - Дмитрий Зимин

- И карету из тыквы?

- Зачем из тыквы? Можно из золота...

- Она не собирается тебе помогать, Ариман, - нетерпеливо перебила мальчишку Эрзули. - Ты что, не видишь? Мерзавка морочит тебе голову.

- От мерзавки слышу, - буркнула я и тщательно застегнула косоворотку у Ваньки на груди. Дырку им пустую, а не камушек...

- Слушайся меня! - вдруг завизжал мальчишка. - Ты должна меня слушаться!.. Все меня слушаются...

- Мало тебя ремнем драли в детстве, - сказала я и поднялась. - Но знаешь, начать никогда не поздно.

- Тогда я заберу тебя, - сказал вдруг Ариман. Абсолютно спокойно, старческим надтреснутым голосом. Он перестал прыгать, корчить рожи и медленно, прихрамывая на обе ноги, пошел ко мне. - Твоё тело лучше, чем то, которое у меня сейчас. А магии я его научу...

- Не подходи! - я выставила руки. - Не подходи, слышишь? Я тебе шею сверну.

- Не успеешь.

Эрзули начала заходить с одной стороны, Мама - с другой.

- Давай уже кончать с этим, Ариман, - сказала толстуха. - Мне мужа пора кормить... Фреда, держи её крепче.

- Беги, я их задержу! - между ведьмами бесстрашно встала Гамаюн. И лязгнула крыльями. Как набором японских ножей для суши.

Ей наперерез двинулся Бармалей. Выставив вперед руки с страшными ногтями, приволакивая ногу и мыча что-то непонятное, он загородил собой ведьм, но при этом, не заметив, толкнул Линглесу. Пацан покатился. Бармалей, как бульдозер без одной гусеницы, пер дальше.

- Ах вот ты как! - крикнул мальчишка и выпустил из пальцев красные молнии.

Впившись в Бармалея, они начали жрать его изнутри - сквозь прорехи в ветхом костюме сверкали огненные вспышки. Миг - и осталась только кучка тлеющих костей.

- Бармалей! - закричала Мама так, будто ей надорвали сердце и бросилась к костям. Лицо её выражало искреннее горе. - Муж мой...

- Не реви, - жестко оборвала её Эрзули. - Другого себе поднимешь.

- Сука, - тихо сказала Мама и с ненавистью уставилась на младшую ведьму. - Это ты всё затеяла. Ты во всём виновата! - и она плюнула в Эрзули.

Попав на платье, плевок стал расползаться чёрным пятном. Оно быстро росло, сквозь него просвечивал пол пещеры и ноги Линглесу.

Ведьма, поглядев удивлённо сначала на Маму, потом себе на живот, прыгнула к толстухе и вцепилась в косынку на голове.

- Ты испортила мне платье! - визжала она. Ведьмы покатились.

Ко мне на карачках полз Линглесу. Лицо его подергивалось, глаза разъехались в разные стороны, пальцы оставляли на неровных камнях кровавые полоски.

Когда до нас с Ванькой оставалось метра полтора, он неожиданно прыгнул и вцепился мне в ногу зубами. Не очень сильно, даже штанину не прокусил. Но противно: я чувствовала, как шатаются и крошатся его зубы.

Гамаюн попыталась оттащить мальчишку за ноги, но тот лягнул, и ворона закувыркалась через голову. Линглесу наконец проел дырку до голой кожи. Я закричала. Вывернулась, пнула его и попыталась подхватить Ваньку за плечи... Конечно, это было смешно. Мне, с моим бараньим весом, никогда не поднять великана.

Пацан упорно, как амеба, которая стремится к свету, полз ко мне и щелкал зубами. На него было страшно смотреть.

Спящий напарник служил нам барьером, препятствием. Когда Линглесу подползал слишком близко, я перепрыгивала на другую сторону - и всё начиналось снова. Что характерно: Ваньки он старался даже не касаться. Будто напарника защищало силовое поле.

Следовало прибить паршивца. Просто стукнуть хорошенько, чтобы сломалась тощая шейка. Но рука не поднялась. В глубине души я понимала, что мальчишка не виноват. Им управляет псих по имени Ариман.

Тут меня осенило: амулет, тот самый камешек, который подарил напарнику Кукса, и не даёт колдуну занять Ванькино тело! Так вот где собака порылась...

- Ариман! - закричала я. - Оставь мальчишку в покое и тогда мы поговорим.

- О чем мне с тобой говорить? - голос его не слушался. Он поднимался и падал, как на качелях. Будто шел не из горла, а из игрушечной пищалки.

- О твоей свободе, - сказала я. - О твоей жизни.

Я совсем забыла о кольце, которое прятала в недрах своего железного организма Гамаюн.

- Твоё сердце, Ариман. Я могу его сжечь. Могу разломать на мелкие кусочки. Могу бросить в жерло вулкана... И тогда тебе каюк.

Безумец расхохотался. Выглядело это ужасно: он заставил тело Линглесу подняться на подгибающихся ногах, запрокинул голову с невидящими, белыми глазами и издавал утробные звуки, больше похожие на рыдания.

- Тебе не отыскать мою смерть! - проревел он. В голосе уже не было ничего человеческого. - Ты никогда не найдешь кольцо. Я тебя не боюсь.

- А вот это ты видел?.. - я поднялась на ноги и огляделась. - Гамаюн! Лети сюда.

- Слушаюсь, хозяйка.

- Давай кольцо.

Выставив перед собой кольцо, как щит, я огляделась. Не знаю... В то, что Ананси нас всё-таки бросил, почему-то не верилось. Это ведь сказка, правда? А в сказках случаются чудеса...

- Отдай! - заверещал колдун. - Оно моё, моё! Моя прелесть...

- Перебьесся, - буркнула я. - Гамаюн. Следи за этим психом. Будет мешать - выклюй ему глаза.

Я посмотрела на Ваньку. Среди всего этого безумия, всего этого столпотворения он продолжал сладко спать, подложив кулачок под щечку и причмокивая во сне. Ах ты моя дубина...

Повинуясь порыву я упала на колени, обняла его за шею и крепко поцеловала в губы. Так, как не целовала никогда. Так, как и не мечтала...

А потом увидела ЭТО. Прямо из воздуха, из пустоты, тянулась тонкая паутинка. Она уходила куда-то в пустоту, в никуда, но была натянута, как струна.

Я поднялась и осторожно взяла кончик паутины из воздуха. Он послушно остался у меня в руках и легонько дернулся, приглашая идти за собой. Сделав несколько пробных шагов, я начала осторожно сматывать паутинку в клубок. А затем почувствовала порыв горячего, пахнущего апельсинами, ветра.

- Стой! - верещал издалека Ариман. - Я дам тебе всё, что захочешь!

- Гамаюн, - позвала я, не глядя на него.

- Да, хозяйка, - подскочила ко мне птица.

- Идём в Правь. Нас ждет одно небольшое дельце.

Иван

Открыв глаза, я вновь увидел Линглесу. Плюясь черной слюной и шипя, как вода на сковородке, он дергал за ремешок, на котором висел камушек, подаренный Куксой. Сам камушек он старался не трогать.

Кроме полумёртвого мальчишки рядом никого не было, хотя я смутно помнил чьи-то голоса, споры... Кто-то, пребольно щипая, пытался меня разбудить... Впрочем, я знаю только одного человека, умеющего так виртуозно щипаться. Машка.