Хранительница его сокровищ - Салма Кальк

Таверна, в которую привёл их Сокол, оказалась с краю рыночной площади, и у неё были столики как на улице, так и в помещении. Он провёл их внутрь и сообщил выскочившему слуге, что их шестеро, и они хотят пообедать. Тот начал что-то мямлить, но появился хозяин, оглядел нахмуренные лица мужской части компании, и столик тут же нашёлся. Более того, пока они стояли в дверях, их нагнали откуда-то взявшиеся Альдо и Серафино, они были шумные и довольные, и сказали, что готовы съесть по быку каждый. Хозяин кивнул, и позвал их внутрь.

Тут же появилось вино, и вода, и тарелка сыров, а потом тарелка колбас, тарелка маринованных огурчиков и ещё каких-то штук. На горячее притащили нечто вроде пельменей, хозяин пояснил, что внутри — нежнейшая паста из заморской дзукки, выращенной им лично на заднем дворе и достигшей в нынешнем году небывалых размеров. И ещё — жаркое из мяса и овощей. И обещали в конце сладкий пирог. Всё это было уничтожено с урчанием, и запито вином, и заедено сладким пирогом, и Лизавете даже не позволили рассчитаться с хозяином, как она ни настаивала. Альдо рассказал, что купил отличный пистолет дешевле, чем рассчитывал, поэтому обед с него. Пистолет тут же был предъявлен, и его одобрили все, начиная с Сокола и заканчивая той же Лизаветой, а проверять его боевые качества решили по возвращению в замковом дворе — если успеют вернуться до темноты, конечно, а нет — так завтра.

И наконец-то можно было возвращаться в замок.

Астальдо отпустил Агнессу, подумал немного — и лёг. Ерунда какая, спать посреди дня! Но со вчерашнего вечера неумолимо клонило в сон, и даже то, что он проспал всю ночь, не очень-то ему помогло.

И вот сейчас все остальные где-то бродят и разевают рты на ярмарочные чудеса, и только внизу брат Василио — его очередь сторожить, а он лежит здесь, как тряпка. Судя по всему, из них троих, кто был вчера в часовне, сильнее всего досталось именно ему.

Чужеземка разве что перепугалась, было видно, что белая вся и ноги не держат со страху. Фалько тоже досталось — и бледный был, и пот холодный тёк, и магию всю растерял. Впрочем, сам Астальдо колдовать в часовне попытался только в тот момент, когда Фалько не смог сменить личину, и у него тоже не получилось, и он не мог сказать — это у них с Фалько что-то приключилось со способностями к магии или это вообще особенность того места. Или это обряд получения части Скипетра так повлиял, ведь до начала-то Фалько вполне себе колдовал. Видимо, хорошо закляла свою часовню мерзавка Лукреция, и хоть и было это всё давно, уже лет восемьдесят тому, но чары, похоже, держатся. Но в плохом месте Скипетр бы не стал скрываться от людей.

Но всё это ерунда. Если он к вечеру не восстановится — Агнесса даст ему своих отваров, и тело своё тоже даст, это должно помочь. Она не знает, что именно он ищет, и хорошо — если вдруг что, то о чём не знаешь, о том и рассказать не сможешь. Даже при магическом допросе. Но она знает, что это дело для него важней всех прочих.

Что испытывает человек, когда его мечта начинает сбываться? Об этом редко пишут, обычно — о том, как человек шёл к этой мечте, и ещё о том, что бывает, когда шёл да не дошёл. Астальдо пока испытывал небывалую прежде усталость, и это было непривычно — обычно он не чувствовал себя старым или немощным, хотя его ровесники не-маги как раз уже через одного были дряхлыми и больными. А тут что? Или вправду с него таким образом берут плату за мечту?

По большому счёту, ему было всё равно, кому в итоге достанется сокровище. Даже если Амброджо не сохранит его в своих руках — наследники найдутся. Главное — собрать. Потому что ещё пятнадцати или двадцати лет у него нет…

Но каковы соратнички-то! Одна не может удержать язык на привязи, второй защищает её изо всех своих немалых сил. Какая жалость, что ему самому нельзя касаться Скипетра, уж он бы берёг его, как подобает! А то — даже положить-то оказалось некуда, и как она собиралась везти его дальше?

Ладно, у Астальдо хватило ума взять с Фалько магическую клятву — не вредить ему и не оставлять его, пока они не обретут желаемое, или пока он, Астальдо, его от этой клятвы не освободит. Возникало желание не освобождать никогда, очень уж он хорошо выглядел, такой — никакого древнего имени за плечами, только своя личная сила и мощь. Надо признать, всё равно значительная. Этот выживет везде, даже если запретить ему пользоваться своим именем и своими связями. Вон, мальчишки уже в рот смотрят, и чужеземка тоже — он хорошо знал этот взгляд у женщин, который позволял подойти и сделать с ними всё, что душе угодно. А Фалько или дурак, что до сих пор не воспользовался, или видит что-то такое, что незаметно для него?

А где взять сил, чтобы вытерпеть дальше чужеземкины выходки? Ну не может женщина вести себя так по незнанию или по недомыслию! То она взялась защищать уличную девку, сестру Аттилии, и к чему это привело? Пришлось уходить в ночь, и хоть Амброджо и заверяет, что в обители всё в порядке, и что Пандольфо смирно сидит в подземелье, а личина на нём отлично держится, и его даже таким показали доверенному лицу Великого Герцога — всё равно беспокойство не отступает. Слабое, невнятное, но оно есть. Видимо, что-то будет ждать их по возвращению. Но ему тогда уже будет без разницы. Потому что они или вернутся с победой, и тогда вообще будет всё равно на Гульэльмо Фаро и его сына, или погибнут. Мальчишки останутся, вот они и вернутся. И расскажут, что и как было.

Астальдо понимал, что первая часть сокровища досталась им легко. Не пришлось ни биться, ни торговаться. Просто пришли и взяли. И слабость телесная — это невысокая плата. Но он помнил, что двадцать лет назад, когда свой поиск производил Магнус Лео, а он, Астальдо, был одним из его подручных, как сейчас мальчишки у Фалько, то первая часть тоже досталась им легко. Она хранилась в небольшом сельском храме, среди болот Моретто, в крошечной деревеньке из десятка домов. Они просто пришли туда, отслужили закатную службу и провели обряд с кровью чужеземца. И эта штука тоже всё равно что сама пришла ему в руки. Они все возрадовались, возблагодарили Великое Солнце, и отправились дальше, а дальше каждый день их поджидали засады. То разбойники, то люди местных властителей, то один раз был маг-отшельник, решивший попробовать на них придуманные в одиночестве заклинания. И никто не мог уверенно сказать, что всеми этими нападениями двигала единая воля, но никогда нельзя сбрасывать со счетов происки Великой Тьмы. Как Великое Солнце желает упрочить своё положение в умах их руками, так и Великая Тьма имеет своих последователей и адептов, просто они не строят храмов и не проводят служб при большом скоплении народа. Но они есть, и они не дремлют.

Вчера вечером Астальдо показался им. И что уж, показал Фалько и чужеземку. Но Фалько отобьётся, а чужеземку они будут защищать все. Как себя. И сильнее, чем себя.

Тот предыдущий чужеземец был вояка. Огромный мужик, легко управлявшийся с громадным боевым топором, с которым не расставался, и даже ночью складывал его себе под голову. Он пожирал всё, что хоть немного напоминало пищу, и пил всё, что горит. И он был немного маг — самую малость, так, огонь разжечь, вещи промокшие посушить, во врага молнией запустить. Он сказал, что ему всё равно, за что биться, он всю жизнь бился за своих богов, и те не оставили его — дали ему прекрасное посмертие. Он был уверен, что погиб в битве, но за свою воинскую доблесть получил второй шанс.