Дела житейские (сборник) - Виктор Дьяков

Екатерина Михайлова встретила Новый Год как и предыдущие одна. Впрочем, она уже давно ничего не праздновала, даже свои именины – ни какие праздники для нее не существовали. При этом она ничуть не страдала от отсутствия в ее жизни этого самого понятия – праздник. Только сейчас было как-то непривычно от отсутствия всякого беспокойства: не надо рано вставать, доить, кормить, собирать яйца… Такого безделья она еще никогда не переживала. Смыслом жизни на ближайшее время стала необходимость продать мясо от старой коровы. Продавать по дешевке не позволял ее особый менталитет, но требуемой ею цены за старую говядину никто не давал. Лучшие куски все-таки купили, но большая часть туши так и лежала освежеванная и разделанная в сарае.

Ждать покупателей с каждым днем становилось все тяжелее. И дело здесь было не столько в болезни, которая, в свою очередь, будто устав ждать, когда к ней начнут относится серьезно, вновь стала основательно напоминать о себе. Для того чтобы зимой выжить в сельской местности, необходимо каждый день топить печку, иногда по два раза в день. Екатерине Михайловне даже это становилось делать все проблематичнее. В поселке многие дома отоплялись электрообогревателями, но Екатерина Михайловна не хотела много платить за электроэнергию и все предыдущие годы предпочитала регулярно топить печку углем, который покупала с положенной пенсионерам пятидесятипроцентной скидкой. Впрочем, электрообогреватель у нее тоже был, самодельный «козел», который «сконструировал» брат. Включала она его крайне редко, когда за делами не успевала натопить печку и температура в доме была недостаточной. Когда приезжал брат, и ему казалось холодно, тогда он материл сестру за экономию и сам врубал «козла». Сейчас же Екатерина Михайловна ослабела настолько, что даже принести ведро угля с улицы стоило ей околопредельных усилий. Чтобы не замерзнуть, она просто была вынуждена пользоваться «козлом». Он работал большую часть дня, а на ночь она его выключала, чтобы с утра включить вновь.

Начало февраля выдалось вьюжным. В тот день с утра тоже мела метель, было пасмурно, потом развиднелось, потом вновь стало мести. Естественно такие частые смены погоды сопровождались скачками атмосферного давления. Никогда не реагировавшая на эти перепады Екатерина Михайловна, сейчас стала к ним очень чувствительна. К вечеру ей стало настолько плохо, что она легла в постель как никогда рано… совершенно забыв о включенном «козле»… «Козел», проработав день, продолжал работать и ночью. Где-то часа в четыре-пять утра, когда Екатерина Михайловна пребывала то ли в тяжелом полусне, то ли в полубеспамятстве… «Козел» состоял из нихромовой проволоки, намотанной на бетонную трубу, закрытые защитной стальной решеткой. За время долгой непрерывной работы защитная решетка так нагрелась, что кусочек металлической ржавчины с нее упал на нихром и перемкнул несколько витков спирали. Резко упавшее в связи с этим внутреннее электрическое сопротивление «козла» вызвало рост силы тока. Этого не выдержала розетка, пожелтевшая и рассохшаяся от постоянного присутствия в ней вилки кабеля от «козла». Розетка в свою очередь «замкнула». По идее при «КЗ» должны сразу «вырубиться» пробки. Но электропроводку в доме периодически чинил брат, так как Екатерина Михайловна не хотела вызывать штатного поселкового электрика и тратится на магазинную водку, ибо тот берег здоровье и в качестве магарыча самогон не признавал. Николай же муторной работе по замене старых обветшавших проводов и розеток, предпочитал «усиливать» пробки, так чтобы их не выбивало ни при каких условиях. То есть вместо пробок он поставил «жуки»…

Ни дым, ни гарь от загоревшейся электропроводки не смогли разбудить Екатерину Михайловну. Пожар с улицы, со своего двора увидела та самая женщина, что купила у нее «Красавку». Она как раз встала чтобы ее подоить и сначала почувствовала запах гари, а потом уже увидела языки пламени, вырывавшиеся с чердака ноздратенковского дома – именно там проводка оказалась наиболее «слабой» и возник пожар. Когда женщина прибежала к дому Екатерины Михайловны, огонь с чердака уже перекинулся на сарай. Поселок еще спал, никого рядом не было. Она сорвала крючок вбежала в дом, в дыму добралась до кровати, растолкала, растормошила Екатерину Михайловну. Та еле пробудилась и, ничего не понимая, сидела на кровати с отсутствующим видом. А на чердаке уже вовсю трещали переборки, «стреляла» черепица.

– Скорее… скорее… бежим… Михайловна, задохнемся ведь! – кричала приятельница.

Она схватила под мышки, ставшую совсем легкой Екатерину Михайловну и потащила к выходу. Та в сомнамбулическом состоянии позволила надеть на себя пальто, накинуть платок и вывести из задымленного дома. Они уже вышли во двор, когда Екатерина Михайловна воочию увидела, что ее дом и сарай охвачены пламенем, а кто-то из соседей выскочив на улице по сотовому телефону вызывал пожарных. Она наконец осознала, что ее дом горит… И сразу как по команде мобилизовались все оставшиеся в ее организме внутренние резервы. Болезнь, немочь… все сразу отступило, она вновь обрела прежнюю силу, выносливость, энергию, то есть стала такой какой была всю свою жизнь. Резко рванув рукав пальто из руки приятельницы, она повернулась и кинулась назад…

– Стой, Михайловна, куда ты… сгоришь ведь! – кричала приятельница. Но у нее женщины едва ли не вдвое крупней Екатерины Михайловны не хватило сил ее удержать. Та мгновенно скрылась в дверном проеме откуда валил дым. Приятельница кинулась следом, думая что старуха сошла с ума. Уже в доме она увидела как та, не обращая внимании на дым и треск, откинула крышку подпола… тут треск многократно усилился, это начал рушиться потолок и все «внутренности» дома в несколько секунд охватило пламя. Запылало буквально все, обои, половики, занавески… Путь назад к выходной двери оказался отрезан, и приятельница не побежала за скрывшейся в подполе Екатериной Михайловной. В страхе за собственную жизнь, она уже была вынуждена мобилизовать свои собственные «резервы» и с необычной для женщины сорока с лишним лет силой и проворством, ногой выбила двойную раму окна и выпрыгнула в него…

Обуглившаяся головешка – все что осталось от Екатерины Михайловны. Хоронили в закрытом гробу. Родственники на кладбище пошли не все, бросили жребий, кому оставаться караулить пепелище, чтобы кто-то со стороны не начал производить «раскопки», то есть искать деньги за которыми (никто в том не сомневался) и кинулась в дом Екатерина Михайловна. Жребий выпал на Валерия. Сыновья Николая Михайловича, несмотря на наплевательско-потребительское отношение к тетке, по отношению друг к другу и родителям сволочами не были. И то что Валерий, пока хоронят останки тетки, выроет ее деньги и все заберет себе, или большую часть… Нет, такого в их семье никогда не было. На пепелище Валерий остался с Валей. Они уже в предстоящее лето намеревались узаконить свои отношения, но все уперлось в деньги. Ни у ее, ни у его родичей денег не набралось даже на то чтобы сыграть свадьбу, не говоря уж о свадебном путешествии. Потому они очень надеялись на «наследство» так вовремя представившейся тетки Валерия. Конечно, то, что она приняла страшную смерть и сгорела вместе с домом, а не тихо умерла в своей или больничной кровати – это было совсем не хорошо. Теперь ищи эти ее деньги. Но судя по словам приятельницы, видевшей тетку последней она, скорее всего, прятала деньги именно в подполе, и искать надо там. Потому и приехавшие на похороны Ноздратенки первым делом поехали не в морг, смотреть, что осталось от родственницы, а скрупулезно обследовали пепелище и облегченно пришли к выводу, что до их приезда никто ничего там не копал. Тем не менее, на их душах не могли не «скрести кошки» – а вдруг и баксы сгорели!? Но этот пессимистический «скреб» гнали оптимистическими надеждами, что Екатерина Михайловна дальновидно хранила свои накопления в жаропрочной «таре», и так они была хорошо «упакованы», что никакому огню не добраться.