Чужая игра - Виталий Гладкий
Шрифт:
Интервал:
Передо мной находился письменный стол, тоже из дуба, весь в вычурной резьбе. На нем лежали какие-то бумаги и стояла лампа из нефрита.
В камине весело потрескивали поленья, и отблески пламени ласкали тщательно натертый паркетный пол и пригревшегося пса, лежащего на коврике.
Какой он породы, я определить не мог.
Но мне очень не хотелось бы испытать на своей шкуре его внушительные клыки, которые он, злобно глядя в мою сторону, обнажал время от времени.
Плотные шторы на окнах были раздвинуты, и в высокие окна вливался молочно-белый свет морозного утра. Солнце только-только сбросило туманную шубу, и его вялые лучи робко касались верхушек сосен, вписанных в оконные рамы.
Значит, я не ошибся — это и впрямь была дача.
В зал вошли двое.
Охранник, до этого безмолвно торчавший за моей спиной, поспешил оставить наш «триумвират». Пес на миг приподнялся, умиротворенно и едва слышно поскуливая, — поприветствовал хозяина, — и снова лег, чтобы с пристальным вниманием наблюдать за мной.
Один из вошедших уселся за стол в кожаное кресло-вертушку. А второй устроился на диванчике возле столика с прохладительными напитками и спиртным.
Он молча налил что-то в широкий стакан, бросил лед и пригубил.
Тот, что за столом, — наверное, хозяин дачи, — смотрел на меня не мигая, как голодный удав.
Он был черноволос, кудряв, с темными, глубоко запавшими глазами. Его изрезанное морщинами лицо скорее говорило не об аскетическом образе жизни или лишениях, а о какой-то болезни наподобие язвы желудка или еще чего-то там.
Второй был полной противоположностью первого: рыжеволос, розовощек, хорошо упитан и явно не страдал от ишемической болезни сердца или изжоги.
Но какая-то забота омрачала и его физиономию. Он нервно покусывал толстые большие губы, будто пытаясь придержать рвущийся наружу гнев.
А что он злобился именно на меня, я понял сразу.
И спокойно констатировал: еще одним врагом у тебя, Серега, больше. Нет, двумя — второй тоже из этой оперы.
Я сказал сам себе — плюнь, дружок, терять тебе больше нечего. Кроме жизни.
Но она за последние пятнадцать лет так часто висела на волоске, что иногда мне казалось, будто я уже давно умер, а окружающий меня мир — всего лишь иллюзия.
Однажды я прочитал в каком-то умном журнале нечто подобное. Некая теория утверждала, что все вокруг эфемерно и мы живем в воображаемом мире.
То есть болтаемся черт его знает где — в вечной бесконечности, — придумываем себе окружающие нас предметы и природные явления, создаем разные проблемы, чтобы жизнь медом не казалась, разделяем выдуманную нами двуногую и прочую живность на овнов и козлищ, хотя на самом деле это совершенно относительно и существует только в нашем воспаленном сознании…
И тэдэ и тэпэ.
Короче — бред сивой кобылы.
Но не без определенной изюминки. Которая иногда вдруг становится пронзительной до невероятия правдой.
— Я буду по возможности краток, — наконец сказал «язвенник». — Ведерников, куда девался груз из рефрижератора?
Ба-а, вон откуда ветер дует…
— Кто вы такие, черт вас дери, и кто вам дал право сажать в каталажку офицера милиции?!
Я постарался, чтобы мое возмущение выглядело как можно натуральней.
— Пусть наши имена вас не волнуют. Лучше позаботьтесь о том, чтобы ваша голова удержалась на шее. Если не ответите на мои вопросы, их из вас выжмут. В прямом смысле этого слова. Где груз, Ведерников?
Я и не сомневался, что меня не только засунут под пресс, но и разрежут на мелкие кусочки, чтобы узнать, куда девались сто пятьдесят миллионов долларов (а может, и больше).
И в душе моей вовсе не цвели пинии и розы непреклонного и мужественного рыцаря короля Артура.
Там ночевал салат из страха и безумного упрямства с отвратительным запахом и горьким полынным вкусом.
Однако нужно что-то говорить…
Интересно, откуда мне знаком голос «язвенника»?
— А почему вы спрашиваете меня только про груз рефрижератора? На вашем месте я бы спросил и о том, куда подевался металл со складов Облснабсбыта и куда запропастились двадцать четыре вагона с ломом цветных металлов, и…
— Заткнись, ментовская морда! — вдруг заорал «язвенник». — Ты у меня сейчас дерьмо будешь жрать, да еще и спасибо говорить, лишь бы тебя не кастрировали. И это для начала. Понял?!
— А как же, ваша милость. Только я к вашему рефрижератору не имею никакого отношения. Какой рефрижератор? Что за груз? Я занимаюсь совершенно другими делами. С таможенным терминалом работает майор Калина.
Немного правды, которую они и так знают…
Голос…
Черт возьми, я ведь не могу ошибиться, я его уже слышал!
Но где и когда?
— Ведерников! — наконец заговорил и второй. — Не строй из себя клоуна. Дело очень серьезное, и тебе это известно не хуже, чем нам. Чтобы прекратить ненужные и лишние разговоры, скажу, что нам известно, кто возглавлял операцию в районе «пороховых складов»…
Вот тебе, бабушка, и Юрьев день! Этого я не ожидал. Если, конечно, рыжеволосый не берет меня на понт.
Кто же это меня так вложил?
Полковник Латышев?
Исключается — и он, и Виктор Егорович давали мне наказ ни в коем случае не упоминать ГРУ. А значит, Латышев как раз заинтересован в том, чтобы я остался в тени.
Но все-таки почему Латышев так срочно отбыл в столицу? Почему не сказал мне на прощание хотя бы несколько ободряющих слов? Или я в его глазах чересчур мелкая сошка?
В приличном обществе это по меньшей мере неэтично.
Генерал?
Что ему докладывал мой новый шеф — неизвестно. Но опять-таки Латышев-Питон не такой дурак, чтобы даже начальнику областного управления внутренних дел раскрыть всю подноготную операции.
Кузьмич?
Никогда не поверю, что он сдал меня со всеми потрохами, — не такой это человек. Да и знал он всего ничего.
Тогда кто? И что им известно?
— Мы знаем, что именно ты вызвал к «пороховым складам» ОМОН. У нас есть запись твоего телефонного разговора с капитаном Неделиным, — тем временем продолжал рыжеволосый.
Опа! Вон оно что… Оказывается, наш ОМОН пасут с великим тщанием и давно. Мог бы и догадаться, товарищ майор.
Вот черт, нужно было договориться с Кузьмичом заранее…
Ладно, поезд уже ушел. И нечего стоять на перроне и слезы лить, что вещички уехали.
— A-а, вы вон про что… — Я изобразил понимание. — Да, омоновцев вызвал я.
— Зачем? — спросил рыжеволосый. — Разве тебя кто-то уполномочивал на это?
Поделиться книгой в соц сетях:
Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!