Брак по-американски - Анна Левина

Трубача зовут Саша. Однажды на остановке мы вместе с ним ждали поезда и разговорились. Саша из Москвы. В детстве, в лучших традициях еврейского воспитания, учился играть на скрипке. Подрос и скрипку забросил. После школы, во время воинской службы, руководитель местного оркестра обратил внимание на Сашин хороший музыкальный слух и предложил научить играть на трубе. Труба Саше понравилась. По слуху он выучил весь армейский репертуар и дальнейшую службу отбывал, играя в оркестре.

Вернувшись после Армии домой, опять же в лучших еврейских традициях, Саша окончил Московский электротехнический институт связи и начал работать инженером-электронщиком. Без музыки было скучно, и Саша, без сожаления распростившись с инженерной карьерой, устроился трубачом в ресторан и снова пошёл учиться, теперь уже по призванию, в музыкальное училище по классу трубы.

Началась веселая жизнь: концерты, гастроли, выступления. Импровизирующий трубач — редкая профессия. Точнее, это не профессия, это талант! Саша играл на всех джазовых тусовках и фестивалях, с разными оркестрами, и соло, и дуэтом, и, наконец, был принят в оркестр Радио и Телевидения, вечерами успевал подрабатывать в ресторане, где сам руководил оркестром.

Игра на трубе требует ежедневной тренировки. Выдувать правильные звуки далеко недостаточно! Нужна беглость пальцев, постановка дыхания, даже как щеки надувать, вернее, НЕ надувать во время игры — целая наука. У Саши к тому времени была семья — жена и два сына, которые учились в музыкальном училище им. Гнесиной, в «Гнесинке», как они ее по-свойски называли. Особенные успехи делал старший сын-пианист. Всем надо было упражняться. Как-то устраивались. Сын-пианист играл в комнате, а Саша… в туалете. А где еще спрячешься? Рояль же в туалет или ванную не затащишь! Однако при наличии большой семьи в туалете долго не задержишься, поэтому Саша садился в электричку и уезжал куда-нибудь в лес, где спокойно выводил на трубе свои рулады, не мешая соседям и домочадцам.

Гастролируя в Польше, Саша познакомился с английским саксофонистом, с которым на концерте играл дуэтом. «Что ты сидишь в России? — удивлялся англичанин. — С твоей трубой и способностями ты в любой стране прокормишься и будешь иметь крышу над головой! Встань на тротуаре и играй! Не пропадешь!»

Москва к тому времени изменилась. На Арбате частенько выступал оркестр лучших профессиональных музыкантов, которые за один вечер игры на улице зарабатывали половину своей месячной зарплаты. Играл с ними вместе и Саша.

Бывший барабанщик из ресторанного оркестра, которым руководил Саша, прислал ему приглашение погостить в Нью-Йорке, где барабанщик жил уже несколько лет. Саша поехал. Пожил в Нью-Йорке, осмотрелся. Возвращаться в Москву не хотелось. Вот и получилось, что ехал Саша в Америку в гости, а остался в Нью-Йорке насовсем и превратился в нью-йоркского сабвейного Алекса-трубача.

В Америке мало кто из приезжих музыкантов сумел прокормиться своей профессией. В основном бывшие оркестранты шоферили в лимузинах и такси. Саша без своей трубы не мог прожить ни одного дня, а ведь надо было начинать жизнь с нуля. И Саша пошел в сабвей. Поначалу без языка и знания города ехал куда глаза глядят, выходил на любой станции и играл. За три часа аж целых 8 долларов заработал! Понял, что так дело не пойдет. Изучил карту метро, присмотрелся и додумался, что там, где на одну станцию приходят несколько поездов, да особенно по утрам и вечерам, когда народ валит на работу или домой, заработок побольше. Надо только не зевать и успеть занять хорошее место. Уличные и сабвейные музыканты друг друга уважают. Это тебе не химчистки, которых на одной улице бывает три-четыре. Если место уже занято одним музыкантом, второй уйдет совсем на другую платформу так, чтобы и ему не мешали, и он никому. Такой вот негласный улично-сабвейный закон.

Через три месяца после приезда Саши в Америку по приглашению друзей-американцев в Нью-Йорк приехали Сашины жена с младшим сыном. Как и Саша, ехали они в гости, а остались насовсем. Подали всей семьей документы на политическое убежище, получили право на работу, и на этом все замерло. То бумаги их где-то затеряли, то еще что-то. Короче, с документами дело было глухо. Это у нас, в Америке, часто бывает. И вдруг — удача! Сначала Сашин младший сын, а потом и сам Саша выигрывают в лотерею грин-карты! Оба! Бывает же такое!

Говорят, беда не приходит одна, но удача тоже в одиночку не ходит! Не зря Саша когда-то закончил институт связи. Смастерил он себе маленький черный ящик, в котором был и многоканальный магнитофон, и компьютер, наладил аккомпанемент для своей трубы, повесил на нее шляпу и пошел по вагонам по утрам и вечерам поднимать народу настроение. Набор мелодий — на любой вкус: итальянский, испанский, русский, еврейский. Кто деньги в шляпу кидает, а кто визитные карточки — приглашают поиграть на домашних вечеринках. Еще бы! Приглашаешь одного музыканта, а играет будто целый оркестр! Религиозные дамочки в париках тоже Сашу к себе в дом приглашают, чтобы поучил детей на трубе исполнять замечательные еврейские мелодии. Методика обучения — проще не бывает: никаких гамм, никаких Бетховенов и Шопенов. «Хава-Нагила» и «Я осе шалом». В России, конечно, учили по-другому, но хозяин-барин, и Саша учит так, как требуют родители отпрысков.

«Помните такой фильм «Иван Васильевич меняет профессию»? — со смехом говорил мне Саша. — А я, Александр Яковлевич, свою профессию не меняю! Просыпайся, народ! Труба зовет!»

Когда несколько лет подряд в одно и то же время садишься в один и тот же вагон метро, волей-неволей лица одних и тех же людей, сидящих вокруг, становятся родными и близкими. Так я познакомилась с Соней, приятной, молодой брюнеткой с карими глазами и весёлой улыбкой.

Сначала мы переглядывались издали, потом лёгким кивком приветствовали друг друга и, наконец, оказавшись на одной скамейке, разговорились.

Соня приехала в Америку тогда же, когда и я, жила с сыном, ровесником моей дочки. У нас оказался полный рот общих тем, и с тех пор в разговорах дорога на работу пролетала за один миг. Мы обменялись телефонами, частенько перезванивались по вечерам, в выходные вместе выбирались погулять.

Соня была на моей свадьбе и знала все подробности моей жизни, перипетии с Гариком. Сначала радовалась за меня, потом сочувствовала и переживала вместе со мной мою беду.

Когда я зашла в тупик в разводных делах, ломая голову над адвокатскими бумагами, Соня вызвалась помочь мне.

— Приходи сегодня вечером в гости, — предложила она, когда мы встретились в поезде в очередной раз, — у меня будет моя подружка, Таня. Она работает секретарём у американского адвоката и, может быть, что-то тебе посоветует.

Таня — высокая, смуглая, сероглазая, с чёрно-бурой короткой стрижкой, невозмутимая и деловая. Полистав мои бумажки, она удивлённо подняла брови.

— Это всё, что тебе прислали?

Получив в ответ мой растерянный кивок, Таня пожала плечами.

— Это — капля в море от того, что обычно присылают в таких случаях. Где подробное объяснение причины развода?

Я беспомощно развела руками.