Темная вода - Татьяна Корсакова

– Мне нужна твоя помощь. – Чернов вытащил из рюкзака фотоальбом. Тот самый, в бархатной обложке. Вряд ли Нина хватится его до вечера. – Посмотри на это фото, – он постучал пальцем по групповому снимку, – здесь есть Нинина мама?

Яков глянул не на снимок, а на него – с изумлением глянул, а потом сказал:

– Разумеется, есть. Вот она. – Пожелтевшим от никотина ногтем он легонько чиркнул по снимку, подтверждая догадку Чернова, а потом взялся перелистывать альбом: – И вот она – Алена! – Снимок с селфи он разглядывал дольше остальных, на загорелом лице его витала тень улыбки. – Красивая, правда? И Нина на нее очень похожа.

– Похожа. – Чернов согласно кивнул. – Вот только Нина не признала в этой женщине свою маму.

– Как это?! – Во взгляде Якова читалось изумление. – Ведь очевидно же… все знают…

– Все, кроме Нины. – Чернов протянул Якову еще один снимок, тот самый, что Нина хранила под обложкой паспорта. – Вот эту женщину она считает своей мамой. Посмотри, ты ее, случайно, не узнаешь?

Яков разглядывал снимок долго, но Чернову показалось, что женщину, на нем запечатленную, он узнал с первой секунды. Узнал, но не поверил своим глазам.

– Это же Ленка, – сказал он наконец. – Это Ленка, племянница Шипичихи. Они дружили с Аленой, а после того… после той ночи Ленка пропала. Шипичиха сказала, что уехала домой, но, сказать по правде, никто из нас не интересовался ее судьбой. Ленка была такая… – он прищелкнул пальцами, и столбик пепла упал прямо на носки его охотничьих ботинок, – обыкновенная. Аленина тень, если хочешь знать. Погоди, – он осекся, – так ты хочешь сказать, что Нина считает ее своей мамой?

Чернов кивнул.

– А где же тогда… – Сизые от щетины щеки Якова побледнели. – Где же тогда Алена?..

Чернову было что сказать, но он приехал к Якову задавать вопросы, а не отвечать на них.

– Мне нужна твоя помощь. И не только мне, а Нине с Темычем. – Нине с Темычем Яков не откажет. Наверное. – Ты знаешь, где может скрываться Лютаев?

И снова в глазах Якова что-то такое мелькнуло, а чтобы больше не мелькало, он нацепил свои «авиаторы». Очень удобно…

– Ты думаешь, что Серега все-таки… – Он мотнул головой.

– Я думаю, что Лютаев двадцать лет назад убил Нинину маму. Настоящую Нинину маму, – произнес Чернов, чеканя каждое слово. – А теперь вернулся и взялся за старое.

– Нет…

– Да!

– Он не мог убить Алену! Ты просто не понимаешь! Он ее любил! То есть мы все ее любили, но Серега сильнее остальных, в разы сильнее! Алена об этом никогда не говорила, не принято о таком было говорить, но мне думается, что Нину она родила именно от Лютаева. Так что же ты думаешь, он мог убить мать собственного ребенка?

– А другую мать, мать другого ребенка он мог убить?

Вот он и задал тот самый мучивший его вопрос. Задал не тому человеку, но все же…

– Какую мать?.. – Яков сдернул с переносицы очки, посмотрел на Чернова с недоумением, потом недоумение трансформировалось в понимание. – Погодь, – сказал он наконец. – Так ты что же? Ты тот самый пацан? Ты Жени Симоновой сын?

Чернов молча кивнул.

– Вот оно что, – вздохнул Яков. – А я-то все гадал, чего тебя черт дернул строиться на Темной воде. А тебя не черт дернул, а…

– Русалки, – закончил за него Чернов. Хотел сказать совсем другое, но вот… вырвалось.

…Почти год после исчезновения мамы Вадик прожил с бабушкой в Загоринах. Как прожил, сейчас и не вспомнить, хоть на тот момент ему уже исполнилось десять лет. По сравнению с Ниной он был уже взрослым парнем, и вот, поди ж ты, не помнил. Словно бы кто-то вырезал из его жизни целый год вместе со всеми его детскими воспоминаниями. Или это защитная реакция на боль потери? Как бы то ни было, но с бабушкой, маминой мамой, он прожил еще почти год, а потом бабушка спешным порядком вызвала в Загорины отца. Собственного отца Чернов тогда увидел в первый раз. Родители развелись вскоре после его рождения и отношений не поддерживали. Во всяком случае, ему так казалось. И вот одним туманным летним утром отец появился на пороге бабушкиного дома. Он был здоровый, широкоплечий и бородатый. Тогда ему было почти столько же, сколько Чернову сейчас. Ранний брак, раннее отцовство…

У них так и не сложилось по-настоящему теплых отношений, но они оба старались. Каждый по-своему. Отец не отдал его в детдом. Учил, кормил, одевал ровно восемь лет, до совершеннолетия, а потом просто протянул конверт с деньгами и попросил уйти. Новая жизнь. Новая женщина. Новый ребенок. Ты должен меня понять, Вадик. Он никогда не называл Вадима сыном. Может, не хотел привязываться сильнее, чем того требовал отцовский долг.

Тогда Чернов его не понял и от денег, разумеется, отказался. Но отец сгреб его в охапку, силой сунул конверт в карман джинсовки и силой же вытолкал за дверь. С тех пор они больше никогда не виделись. Денег в конверте хватило на то, чтобы продержаться на плаву полгода. К тому времени Чернов уже учился в медицинском. Днем учился, а ночами подрабатывал в больнице санитаром. Спустя еще три года он устроился на «Скорую», уже не санитаром, а фельдшером. Было тяжело, но Вадим справлялся, ему даже хватало времени и сил на мечту, на то, чтобы ассистировать на операциях и брать ночные дежурства в травме. После распределения он остался работать в том же отделении. Сначала простым ординатором, потом заведующим. К слову, самым молодым заведующим за всю историю больницы. Так уж вышло, так уж ему повезло. Про «повезло» шептались в стенах клиники. Может быть. Чернов не спорил. Ему было некогда – он пахал.

С Гришаевым они познакомились лет семь назад. Его привезли в приемный покой после автомобильной аварии – ломаного-переломаного, умирающего. Наверное, Гришаеву тоже повезло, что той ночью дежурил Чернов. Во всяком случае, Гришаев считал именно так и был признателен за спасенную жизнь и сохраненные руки-ноги-хребет. А признательность Гришаева, как выяснилось, дорогого стоила. Оказалось, что он человек, способный решить любую проблему. Он владел информацией. И слово его имело вес. Такой вес, что, когда Чернов решился основать собственный медицинский центр, одной только рекомендации Гришаева хватило, чтобы инвесторы выстроились в очередь. На все остальное хватило самого Чернова. Пахать и зарабатывать бабки ему было не привыкать. Обычное дело, ничего особенного. Просто пахать теперь приходилось в разы больше, но и бабок тоже получалось больше в разы. Чего уж там…

А с Гришаевым они с тех самых пор приятельствовали. Виделись редко, чаще только по делу, но каждый из них знал – случись что, помощь придет незамедлительно. Хоть «Скорая», хоть финансовая, хоть просто товарищеская.

Деньги, кстати, Чернов отцу вернул с процентами, переслал с курьером и закрыл этот гештальт. Тогда думалось, что одних только денег и любимого дела достаточно, чтобы стать счастливым. Вот только денег и работы становилось все больше, а счастье никак не наступало. Может, справиться с пустотой и одиночеством ему помогла бы бабушка, но бабушка ушла, когда Чернову исполнилось двенадцать.