Страж зари - Сергей Куприянов

— Это понятно. Так что ты про мировое правительство-то? — вернул его в колею разговора Павел.

— А-а… Ну в общем, все крупняки будто бы договорились меж собой, что будут сдерживать все, что выходит за рамки человеческого. То есть дальше гипнотизеров нас с тобой никто не пустит. Вот так-то!

— Как, силой, что ли?

— Найдут способ, — сказал Чекалин и отчего-то подмигнул. — Вот у тебя, я помню, были очень неплохие задатки. Можно сказать, талант. Я помню, как ты стаканы ловил. И что? Где все это?

Павел почти забыл ту историю. У них на фирме происходило предновогоднее застолье. Петрович от ресторана отказался категорически, поэтому пьянку устроили в офисе. Сдвинули столы, питье закупили в магазине, но зато закуску заказали в ресторане. Но, видно, ошиблись с выбором, а может, рестораторы перед праздником зашивались и оттого халтурили, отчего еда оказалась невкусной. Словом, так получилось, что больше пили, чем ели. И как-то очень быстро напились. Танцы-шманцы-обжиманцы — это само собой. Это подразумевалось изначально. Но когда кто-то неловко толкнул стол и посуда полетела на пол, грозя превратить респектабельную, в общем, корпоративную вечеринку в отвратительную пьянку с битьем посуды и донельзя скользкими салатами на полу, Павел, первый заметивший катастрофу, собрался и подхватил весь этот посудо-, вино- и закускопад, подняв все это хозяйство под самый потолок. Тогда, после выпитого, он несколько не рассчитал своих сил и едва не отправил все это вместо пола на потолок, но вовремя спохватился. Был кратковременно отрезвляющий эффект, были аплодисменты, имело место даже похлопывание по плечу, но, в общем, и все. Мероприятие после короткой заминки продолжилось, а уже через неделю никто про этот случай и не вспоминал. Даже он сам.

Павел посмотрел на пустую рюмку Чекалина, сосредоточился и поднял ее в воздух с легкостью. И сразу вспомнил про ковер, вставший перед ним непреодолимой стеной.

Рюмка мягко опустилась на стол.

— А налить старому товарищу слабо?

С бутылкой тоже, в общем, получилось. Она несколько вихлялась в воздухе, когда коньяк, выливаясь из горлышка, менял центр тяжести сосуда, но при этом и капли мимо не пролилось.

— Знаешь что? А оставайся, а? Мы тут с тобой такое замутим! Я серьезно.

— Спасибо, конечно. Но как-то…

— Брось! Интеллигентщина это и все такое. Проще говоря, неуверенность. Дают — бери, бьют — беги. Давай за это и выпьем.

Чекалин поднял рюмку, взглядом призывая последовать его примеру, они чокнулись и лихо выпили. Со стороны посмотреть — любо-дорого. Гусары отдыхают.

Но Павел, пришибленный «интеллигентщиной» и всем таким прочим, сказал, нарушая традицию:

— Я не знаю. Надо подумать. И вообще…

— Брось! — Теперь было видно, что Чекалин изрядно пьян. — Знаешь, что я тебе расскажу? Ну вот как ты думаешь, почему я здесь поселился? Именно в этом месте?

— Да откуда ж я знаю.

Разговор теперь стал отчетливо напоминать характер пьяного трепа, когда все сначала клянутся в любви и вечной дружбе, а потом ни с того ни с сего начинают бить друг дружке морды. Пора завязывать.

— Этот монастырь не просто крепость или там оплот веры. Это! — Чекалин поднял вверх палец и сделал многозначительную паузу, всем своим видом показывая, что сейчас он произнесет нечто эпохальное. Откроет тайну. Нет — Истину! — Охранная зона!

— Чего?

— Того самого. Но это завтра. Завтра. Не в темноте же шарить. Расскажи-ка ты пока про себя. Не стесняйся. Уж коли приехал, так не молчи. Может, помогу тебе чем.

Уходить от ответа во второй раз выглядело бы и вовсе нахальством, поэтому Павел, стараясь не очень вдаваться в детали, рассказал историю последних дней.

— Я вообще не понимаю, как такое может быть, — заключил он. — Понимаешь? Все как сговорились. Ну не я это! Веришь?

— Да я-то верю. И Петрович, думаю, тоже. Иначе бы он не дал тебе мой адресок. Но тогда кто же наследил-то?

— Я бы сам хотел узнать.

— Слушай, а у тебя нет, скажем, брата-близнеца?

— Да откуда!

— Или другого кровного родственника. Отец, сын.

— Только мать. Но я тебя уверяю!

— Это понятно, — отмахнулся Чекалин. — Тогда странно.

— Слушай, а вот ты по поводу брата сказал. Что, такое возможно?

— Сам я, честно говоря, не сталкивался с таким, но разговор о чем-то подобном как-то имел место. Хотя при большом желании, а главное — умении, отличия конечно же отыщутся. Это как с отпечатками пальцев. Но уж если экспертизу сам Петрович проводил! — Чекалин развел руками. — То есть точно нет? Может, ты не в курсе? Знаешь, как в детективах пишут? Родилась двойня, но второго ребеночка украли, а матери сообщили, что тот умер. В роду-то у вас двойни-тройни бывали?

— Ничего такого не слышал. Ну уж до прадедов точно. А там, сам понимаешь. И по поводу «украли» тоже вряд ли. Роды у матери принимал хороший знакомый отца. Можно сказать, друг. Я, кстати, знаю его.

— Что, наведывается? — заинтересовался Чекалин.

— Да нет, с чего бы. Нет, как-то очень давно шли вместе с отцом и случайно встретили его. Ну, он и сказал, мол, вот человек, который тебя на свет белый вытащил. Больше, кажется, и не встречались. Так что вряд ли.

— Да, не похоже. Ну что, спать давай? Утро вечера мудренее.

Заснул Павел сразу и спал, кажется, без сновидений, хотя на новом месте, как правило, засыпал плохо, долго ворочаясь и прилаживаясь к незнакомой лежанке. Тут же, как ни странно, и минуты не прошло, как он отключился. Прошедший день выдался тяжелым, из-за этого, должно быть, и вырубился. Да и алкоголь сказал свое веское слово. Вопреки расхожей и не больно-то смешной шутке, гуляющей в их среде с незапамятных времен, гласившей, что, заснув в доме волшебника, рискуешь проснуться с волшебной палочкой в известном месте, он отошел ко сну спокойно и без тревог.

Смотреть на это было тяжело. Вид смерти на неподготовленного человека и вообще-то действует не лучшим образом, но, когда умирает молодой человек, да еще по собственной воле, это производит вдвойне тяжелое впечатление.

Мальчишка лежал в ванной с перерезанными венами. От крови вода стала красной и непрозрачной, так что тела под ней практически не было видно, угадывались только очертания. Голова, склоненная набок, тоже наполовину скрыта, так что выражения лица толком не разглядеть.

Когда они — Горнин и Перегуда — вошли в ванную комнату, на полу сидел кот, обычный двухцветный кот в еле заметную серую полоску, из тех, что можно увидеть в любом дворе, и лакал из розоватой лужицы.

Горнин, на правах гостя шедший первым, увидев его, сначала остолбенел, настолько сюрреалистичным было это зрелище, а потом так страшно крикнул: «Брысь!» — что кот рванул с места, пролетев у него между ног, оставляя на полу мокрые отпечатки почему-то только одной лапы.