Страж зари - Сергей Куприянов

— Давай!

Коньяк пошел хорошо, будто душа давно его просила. А может, и просила, черт ее знает. Ох ты! Чур меня, чур! В доме священника даже думать такое как-то неудобно.

— Ты меня ждал, получается? — спросил Павел, готовясь вбросить в рот кусочек шоколада.

— Да откуда?

— А чего ж ты вышел?

— Да мне сторож наш позвонил. Ищет, говорит, какой-то тип отца Николая.

— Позвонил? — туповато переспросил Павел.

— Нуда, с мобилы. Сейчас без этого никак. Не автомат же ему давать! А тебя Петрович ко мне отправил?

— Есть другие варианты?

— Еще по одной? — ушел от ответа Чекалин.

— Можно.

— Кстати, можешь свою «шапку-невидимку» погасить.

Расслабься. Я эту хату так заэкранировал — водородной бомбой не возьмешь. Серьезно.

Сейчас, при свете, он стал легко узнаваем, хотя что-то в нем все же изменилось. Теперь он выглядел более раскрепощенным, что ли. Во всяком случае, куда более довольным жизнью, чем раньше.

Послушавшись совета, Павел свернул «плащ». Дом был действительно сплошь облеплен «заплатками» — аж в несколько слоев.

Вторую рюмку пили не торопясь, с расстановкой.

— Ну давай рассказывай, каким ветром тебя в эти края занесло.

— Погоди ты сразу меня допрашивать! Гостя сначала нужно что?

Чекалин хохотнул:

— Накормить, напоить и спать уложить.

— Ну со спать пока можно не торопиться, — милостиво разрешил Павел, покачивая рюмку. Ему тоже становилось хорошо. — Лучше расскажи, с чего это ты в священники подался?

— А чего такого? Нормально!

— В деревне-то? — усомнился Павел. — Правда, у тебя тут… — Он демонстративно обвел взглядом кабинет. — Вполне. Только не боишься? Местные-то не воруют? А то ведь и поджечь могут такую красоту.

— Сунулись было поначалу. — Чекалин довольно засмеялся, вспоминая. — Пощупать решили по пьяни. Так я тут такие заклятия наставил — мама не балуй! Теперь ты что! Почти всех мужиков от пьянства закодировал. Правда, — он несколько погрустнел, — сорвались трое. Работать с ними пришлось — жуть! Весь в мыле был.

— Хочешь научу? — оживился Павел. — Тут наши программисты такую штуку сочинили — насмерть! Один сдуру решил на себе испытать, так до сих пор мается.

— Слушай, запиши мне, а? — оживился Чекалин. — Есть тут у меня пара типов на примете. Сейчас бумагу дам.

Он живо встал и, достав из секретера блокнот, так называемый деловой, из дорогих, в солидном кожаном переплете, положил его перед Павлом. Тот по памяти воспроизвел формулу.

— Только смотри. Вот тут, — он поставил галочку, — и тут надо закольцевать и поднять тональность. Потом свернуть… Ну ты знаешь.

— Заархивировать формулу.

— Ну да. И — как пуля. Я проверял.

— Нормально?

— Да ты чего! — заверил Павел и вдруг спохватился: — Слушай, а ничего, что ты священник — и это? — Он ткнул пальцем в страничку блокнота.

— В смысле?

— Так колдовство же, по сути. Церковь такие штуки не жалует.

— Не бери ты в голову. Ты чего думаешь, я один такой?

— А — нет?

— Я тебя умоляю! В церкви наших полно. Не знаю даже, с каких времен. Взять хоть патриарха Алексия. Знаешь такого?

— В смысле…

— Нет, — отмахнулся Чекалин. — Первый. При Сергии Радонежском был. Наложением рук лечил и вообще. Да и сам святой Сергий тоже. Ну еще по единой? И — ужинать.

— Погнали, — не стал возражать Павел. — Ну а вообще ты как здесь оказался? Церковь и все такое.

— Да надоело все! Чудеса эти долбаные с разборками пополам. Напряги бесконечные. А тут — покой. Поначалу, конечно, хреноватенько было. Деревня, ты правильно сказал. Грязь, пьянство, воровство.

Павлу уже давно хотелось курить, но он не решался.

Но после коньяка так приперло, что он достал пачку и взглядом спросил разрешения.

— Валяй! Ну вот. Сплошная пьянка и, как следствие, воровство. Работы нет. Колхоз-то тю-тю! Монастырь… Представляешь, какие деньги на это нужны! Это тебе не коттедж и не казино. Даже не церковь. Да и место, сам понимаешь, не проходное. Вместо казны сплошная дырка от бублика. Но ничего, потихонечку, с Господ-ком, всем миром. Сдвинулось дело. Мужики меня тут чуть не за святого держат, ну а уж жены их — вообще!

— Мужчины! — раздался из-за двери женский голос- Трапезничать!

— Идем!

— Слушай, — понизив голос, спросил Павел, — а Ирина, она…

— Жена. Да все нормально. Давай допиваем и пошли.

Вряд ли все священнослужители так ужинают, как в доме отца Николая. Хотя слухи ходят разные, щеки у попов — тоже. Есть и пошире. Заливное, мясо горкой, картошечка, капустка квашеная, нарезка, колбаса трех сортов, икорка — двух, рыба белая копченая, пирожки горячие, свежие, явно магазинного происхождения овощи, еще что-то на тарелочках и плошках. Всего вроде не помногу, но стол, рассчитанный человек так на двенадцать, заставлен больше чем наполовину. А во главе два графинчика — один с беленькой, другой с чем-то красным.

— Гость в дом — радость в дом! — провозгласила хозяйка и сама разлила питье по рюмкам. Себе — красненькой настойки. И принялась хлопотать.

Нет, Павел, конечно, знал хороших хозяек, у которых из-за стола так просто не выйдешь. Но тут было нечто. Ирина ему сразу навалила мяса, источавшего убийственный аромат, и стала предлагать все остальное, угрожающе нависая над прибором гостя с очередной посудиной.

Трапезничали долго и со вкусом, выпивая в меру и хорошо закусывая. Легкий разговор велся в основном о том, что завтра можно съездить покататься на «Буране», но сначала нужно посмотреть монастырь, а после можно мотнуться в город и там пообедать в ресторане. Между делом Чекалин сообщил, глядя на усилия гостя над закуской, что постелют ему в кабинете («Диван видел? Там трое уместятся. Ириш, сделай сейчас, а?»). Так что вопрос с ночевкой решился быстро и непринужденно.

Несколько вопросов о московском житье-бытье только оживили общение, но — было видно — хозяев это интересовало не особо. Горнин, Семенов… «Как они там?» — «Нормально!» В какой-то момент, когда разговор вновь зашел о монастыре, Павлу показалось, что Чекалин намекает на его возможный денежный взнос на святое дело, но только показалось. Никто не хотел портить удовольствие от застолья. И вообще, ему здесь были искренне рады и угощали, кажется, от души, без всякой задней мысли. Он на самом деле отдыхал душой, напрягаясь, как это ни прискорбно, телом, точнее, желудком. Но — с удовольствием.

Наконец он, изрядно разомлев, сказал:

— Все, спасибо. Не могу больше. Пощадите.