Слово, образ, миражи - Влада Юрьева

Примерно то же самое чувствовал Константин Петровский. Во время заключения он особо не пострадал, но считал, что ложное обвинение лишило его шанса на победу. Изменить он ничего не мог, однако уже заявил, что требует реванша в восьмом этапе.

И конечно, были в игре и победители. Александра проявила себя великолепно, обошлась без травм, по крайней мере, физических. А Кирилл Виноградов… от него Тронов изначально ждал гораздо меньшего. Все-таки первые впечатления ошибочны: Кирилл действовал очень грамотно, без него напарница не справилась бы.

Однако лучшим призом для него можно было считать не деньги, а жизнь. Насколько было известно Тронову, Гробовщик никого и никогда не щадил. Особенно своих основных жертв! А тут… он мог убить, но просто ушел, дал шанс, которым Кирилл и Александра воспользовались.

Они добрались до больницы: помогли холод, замедливший кровотечение, и тугая повязка, вовремя наложенная Сашей.

Кириллу сделали срочную операцию в Белоруссии, потом при содействии Армейцева перевезли в Москву, где он и находился сейчас. Его жизни уже ничто не угрожало, однако ему пока требовалась интенсивная терапия, чтобы полученные раны не сказались на здоровье.

— И все-таки почему Гробовщик пощадил его? — недоумевала Арина. — И почему выбрал своей целью изначально? Ничего не понимаю!

— Гробовщика никто не понимает, — слабо улыбнулся Армейцев. — Это и к лучшему. Не хватало еще, чтобы мы начали понимать серийных убийц! Я просто рад, что в случае с Кириллом он отступил.

— Я тоже, — кивнул Тронов. — Это может быть шагом к лучшему… Кто знает?

— Предлагаю не рассуждать о нем, — вздохнул Александр. — В этой жизни хватает более приятных тем. Проект закончен, ты знаем, что произошло со всеми… не пора ли думать про Новый год?

— Вообще-то, мы не про всех все знаем, кое-кого забыли! — возразила Арина. — Или это я одна не в курсе… Что случилось с Ланфен?

⁂

«Какой это все-таки странный дом», — подумала Ланфен.

Она медленно прогуливалась среди темных, затянутых веревками коридоров, стен со скошенными углами, простой мебели. Она подозревала, что, возможно, была первой гостьей, вот так приглашенной сюда. Ланфен ценила это доверие.

Более того, в этом доме она даже чувствовала определенный уют — пусть и примитивный.

Отправляясь сюда изначально, она была уверена, что это очередной трюк для отвода глаз, временное прибежище, которое не играет для серийного убийцы никакой роли. Но нет, чувствовалось, что небольшой особняк дорог ему.

Конечно, он покинет свое пристанище, если потребуется. Но вряд ли он этого хочет.

— Смотришь, что бы изменить? — поинтересовался он, появляясь в дверях кухни. — Где повесить картину, где поклеить обои в цветочек?

— Глупостей не говори. Я бы ничего здесь не меняла. Это твой дом, и он тебе подходит.

Она ходила по дому в одной рубашке — его рубашке. Не ради романтичного клише, а просто потому, что надевать собственное строгое платье не хотелось… хотелось свободы. Ланфен уже не стеснялась связи между ними — не перед обществом, а перед собственной совестью. Да и полиции она ничего сообщать не собиралась. Она приехала в гости к Владимиру Армейцеву, провела с ним время, ничего преступного не увидела, какие к ней могут быть вопросы?

Правда, «не видела» не значит «не слышала». Он рассказал ей все: про четверых участников, которых выбрал для проекта, и их прошлое. Про то, как он ранил Кирилла, тоже упомянул; он не хотел, чтобы она узнала об этом от кого-то другого.

— Расскажи мне про своего отца, — попросила Ланфен.

— Почему сейчас?

— Просто захотелось услышать сейчас.

— Братец наверняка рассказал тебе.

— Рассказал, что знает, — подтвердила она. — Но многие вещи ему неизвестны. Я бы хотела узнать о них от тебя.

— Но какое-то мнение о ситуации ты, думаю, уже составила, — отметил он. — Расскажи мне. И тогда, быть может, я исправлю то, в чем ты ошиблась.

Она ожидала чего-то подобного. Сам факт, что она здесь сейчас, уже был большим преимуществом, привилегией для нее. Поэтому Ланфен знала, что игра по его правилам способна принести лучший результат.

— Мне кажется, что твой отец тоже был серийным убийцей. Он возил тебя с собой, ты видел, как он убивал, и это повлияло на тебя. Когда его не стало, ты начал жить в нормальных условиях — и все же ты уже был сформировавшейся личностью. Ты выбрал этих четверых, потому что они похожи на тебя. Ты хотел знать, как другие люди развиваются в такой ситуации, была ли твоя участь предрешена с самого начала, или же ты мог еще что-то изменить, и все сложилось бы по-другому.

Пока она говорила, он смотрел на нее, однако какой-либо понятной реакции Ланфен прочитать на его лице не могла. Он не смеялся над ней — а это уже что-то! И все же когда она закончила, он отрицательно покачал головой.

— В чем я не права?

— Практически во всем, — отозвался Гробовщик. — Но общую линию ты выстроила грамотно.

Если бы я обладал тем же набором данных, что и ты, я бы выбрал схожую теорию.

Первую ошибку она допустила уже относительно его отца. Он не был серийным убийцей — он был профессионалом. Но не киллером даже, а чистильщиком. Его нанимали, чтобы провести зачистку после других убийц. Он уничтожал улики, избавлялся от тела, заметал все следы, и делал это великолепно. Иногда он убивал сам, но строго по заказу, никогда — для удовольствия.

Он вообще не находил удовольствия в чем-то подобном.

Он не скрывал от сына, кем является, и с детства брал его с собой на места преступления.

Тот, кто позже стал Гробовщиком, с ранних лет привыкал к крови и разрушению. Бывало, отец позволял ему наблюдать за охотой настоящих маньяков, за страданиями их жертв — просто чтобы он знал все стороны жизни. Постепенно сила стала для Гробовщика основной ценностью.

Его отец не был психологом, не интересовался такими тонкостями развития, как детская травма. Он был уверен, что делает своего ребенка сильным. Он не предполагал, что создает зверя.

Он так ничего и не узнал. Своими жертвами Гробовщик выбирал тех, кто казался сильнее его. Он словно бросал вызов себе, именно это приносило ему наибольшее удовольствие.

Изнасилования его не привлекали, деньги казались всего лишь ресурсом. А то кипящее напряжение, которое бывало только в момент схватки с сильным, стало его личным наркотиком.

— У серийных убийц одна цель, — пояснил он. — Одинаковая цель и общая цель — это не одно и тоже. Общая цель делает вас союзниками, одинаковая цель — соперниками. Серийные убийцы не работают командами. Некоторые из них были достаточно умны и богаты, чтобы нанять моего отца. Но они не могли нанять меня, потому что у меня и у него были разные цели.

Четырех участников проекта он действительно подбирал с учетом интереса к тому, во что воплотилась кровь их отцов. Те серийные убийцы были интересны ему как жертвы, но они уже либо погибли, либо отбывали пожизненное наказание. Их дети могли стать заменой.