Неизменная любовь - Ольга Горышина

Я вышла из душа с мокрой головой. Присела в кухне к столу, на котором стояли две стопки, безумно пахнущие миндалем. Запах и вкус детства. Да, да…

— Тебе Морозов дозвонился?

— Да. Я сказала, что мы приедем к ним с ночевкой. Но на почту я не пойду. Разберись сам, потому что я не разбираюсь в мальчиках, — В груди глухо ухнуло, и я поспешила добавить с притворной веселостью. — Мне всегда нравились мужчины постарше.

— Да? — Вот Березов улыбался открыто. — А я наивно полагал, что тебе нравился всего один… мужчина средних лет.

Я схватился рюмку и подняла ее над столом.

— За тебя, мой единственный мужчина!

— За тебя, моя девочка!

Звон стекла показался мне слишком громким. Это, кажется, от моего сердца откололся маленький кусочек. Наверное, тот, что я случайно подарила Адаму. Все, больше его нет и я о нем не вспомню. Никогда.

— Алла, ты дура! — так я и сказала этой дуре, когда утром она позвонила похвастаться изменой…

— Я знала, что ты так скажешь. Ладно, пока… Я в электричке.

— Детям привет.

Я швырнула телефон на подушку и уставилась в зеркальную дверцу шкафа, в которой отражались собачьи уши. Стелла под шумок забралась мне в ноги, и у меня сейчас не нашлось сил ее выгнать. Алла — дура, а кто тогда я? Как вчера и сказала — сука.

Во рту, кажется, остался привкус амаретто. Я поднялась и прошла к бару за новой порцией. Надо было вчера не останавливаться на одной — быть может, я перестала бы тогда думать о Паясо и сумела бы получить удовольствие с мужем, но увы… Он не налил мне второй. Он же не знал! Он мне верит… как дурак!

— Березов, в тебя можно влюбиться, — сказала я спросонья, когда он заглянул в спальню перед уходом на собеседование.

В костюме, галстуке, вкусно пахнущий… Снова — директор. Даже пару лет скинул, или просто костюм перевел года в солидность.

— А что, любить ты меня уже не любишь?

Я сильнее поджала ноги к голой груди. Он просто ответил на мои нынешние слова, не намекая на ночную неудачу. Я пыталась симулировать, но в этом обмануть Березова не получилось.

— Причем тут я? Я про твоих студенток говорю.

— У меня студенток нет. Одни студенты. И у меня самая лучшая на свете жена… Я вернусь к двум часам, самое позднее. И сразу поедем. Спеки что-нибудь, чтобы не с пустыми руками.

Печь я не стала. Выпив одну рюмку, я налила вторую для пропитки Тирамису, который мы с того злополучного джаза так и не купили. Впрочем, домашний все равно лучше. Я достала готовый торт из холодильника, когда муж уже переоделся в джинсы и спортивную футболку с воротничком. Почему-то сегодня Слава был удивительно хорош собой. Амаретто, видимо, творит со зрением чудеса.

— Яна, ну ты как всегда… — встретила меня Настя. — С пустыми руками не можешь. У бабушки всегда есть пироги, забыла?

Да, с капустой и с яблоками. И даже без собачьей шерсти. Мешок Березов сразу бросил в багажник. У меня была знакомая старушка, которая вязала из собачьей шерсти носки. На продажу. Не много, но все же хоть какая-то прибавка к пенсии. Всучить ей деньги никогда не удавалось. Но я приносила ей разную пряжу. Бывают же такие гордые люди. И это хорошо.

Посидели, поболтали, выпили, сходили в баньку, легли спать… Утром отправились кататься на квадроциклах. Лететь под горку было страшно, но по прямой — ничего, даже забавно. Но их невестка права: не для детей это развлечение. Не для маленьких.

— Слушай, ты не думала родить еще ребенка? — спросила меня Настя, когда мы накрывали стол к обеду.

— Зачем? — с трудом выговорила я, тяжело отходя от шока, вызванного вопросом.

— А чтобы не скучно было…

— Мне не скучно. Да и потом. Уже сорок, поздно как бы…

— А усыновить?

— Зачем? Я уже внуков подожду.

— Так тебе их и дали…

— Знаю, что не дадут, но… Они будут. По факту. Хотя и страшно. Безумно страшно. Для меня Мишка еще мальчик. Совсем мальчик.

— Ян, — Настя вдруг понизила голос, хотя мы в комнате были одни. — Я даже не знаю, как сказать… В общем… Мой брат…

— Настя, чего ты шепчешь? — сказала я, бросая на стол вилки. — Сколько надо? Мы перечислим.

Ее брат был директором детского дома в небольшом городке, откуда Настя была родом.

— Нет, не то. Там девочка есть. Подросток. Тринадцать ей, почти четырнадцать. Коля говорит, чудо-девочка. Умница, всегда поможет, всегда улыбается. Учится хорошо…

— Настя, — я постучала пальцем по столу. — Сколько? Ей операция нужна или что?

— Мама и папа ей нужны, — Настя выпрямилась. И я тоже. — Она учиться хочет. Ей дается учеба, Коля так говорит. Но какая у нас там учеба… Послушай, она попала к нему в пять лет, таких уже не берут. Даже когда деньги за детей давали и всех расхватали, мимо нее прошли… Ну помнишь, когда детей потом пачками возвращать начали? Он же приезжал, рассказывал. Вы же были тогда у нас…

— Настя, что ты хочешь?

Мне надо было остановить этот несвязный поток речи.

— Возьмите Леночку себе.

— Что?! Ты в своем уме?

Я не возмутилась в голос, я заорала. И в этот момент из гаража вернулись Слава с Костей.

— Ты ей сказала уже? — спросил тот жену.

— Да вы что сдурели?! — у меня аж ресницы увлажнились от обиды! — Вы для этого нас пригласили? Мы не собираемся никого усыновлять. Тем более подростка. Нам собаки хватает!

Я много чего тогда сказала. Березов пытался меня урезонить. А когда Костя выдал, что мне должно быть стыдно просто так небо коптить, я схватила сумку и выскочила во двор, к машине. Настя звала меня назад, но я крикнула Березову, что мы уезжаем.

— Яна, это было некрасиво, — сказал он тихо, оставив позади дом друзей.

Бывших. Бывших друзей и бывших партнеров по бизнесу. Я как бы совсем не уверена, что после подобного могу поддерживать с ними хотя бы нормальные рабочие отношения.

— Это было подло с их стороны, — не стала я искать других выражений. — Я не обязана брать в дом ребенка только потому, что так хочет ее брат. Или потому, что кто-то считает, что у нас денег куры не клюют. Может, мы много берем из прибыли? Может, нам вообще забрать деньги из дела и пусть крутятся как хотят? Пусть щенками торгуют в конце концов!

— Яна, успокойся! К тебе обратились, потому что обратиться больше не к кому. Но если ты откажешься, никто тебе и слова не скажет.

— Если откажусь? — я даже рот открыла. — Какие «если»? Ты вообще о чем?

— Об этой девочке. Если мы можем дать этому ребенку шанс…

— Какой шанс? Какой ребенок? Это подросток! Это не разрешить знакомой девочке пожить у тебя в квартире, пока она учится. Это взять дикого зверя. Из клетки.