Фридрих Вильгельм I - Вольфганг Фенор

Безвыходная ситуация. Отец — в беспомощном неистовстве, в полной изоляции, в преддверии сумасшествия. Сын — в отчаянии, его гордость оскорблена, уже не в первый раз он заигрывает с мыслями о самоубийстве. Вот доподлинные слова Фридриха: «У меня слишком сильное чувство собственного достоинства, чтобы терпеть такое обращение и дальше!» Компромисс между такими натурами исключался. Но кому следовало играть роль победителя, а кому — побежденного? 11 сентября 1728 г. принц садится за стол и пишет отцу следующее письмо:

Невероятный документ! И прочесть его надо не один раз. На первый взгляд письмо преисполненно покорности и смиреннейшей мольбы о прощении. В действительности же это речь прокурора: он обвиняет отца в «лютой ненависти» и во всем винит его. За собой сын так и не чувствует никакой вины; отцу пора «отбросить ненависть», то есть признать свои собственные ошибки. И все письмо пронизано ледяной иронией. И ко всему в придачу — шесть раз «дорогой папа», а за каждым «дорогим папой» — звонкая пощечина. Одна провокация следует за другой, сын дает отцу понять, что держит его за дурака.

Король-солдат не располагал оружием саркастических намеков и ироничных непристойностей, будучи грубым и прямым. Но неискренность, лицемерие и провокационный характер этого письма он понял. Диктуя ответ, он будто бился насмерть. Король отвел истерзанную душу, перечислил все недостатки своего «старшенького», и каждое предложение тут дышит разумной строгостью:

Здесь сошлись два мира, и оба — непримиримы. Кронпринц и не думает изменить свое поведение и пойти навстречу отцу. Его тактика заключается в намерении либо перехитрить короля-солдата, либо спровоцировать его и выставить на посмешище, желательно в глазах других. То, что Фридрих называет «чувством собственного достоинства», делает его опаснейшим врагом отца, все чаще оказывающегося несправедливым из-за своей грубости. 3 января 1729 г. в столовой берлинского дворца произошла невероятная сцена. Кроме короля и кронпринца, там присутствовали князь Леопольд Анхальт-Дессауский и его сын Леопольд, саксонский посол фон Зуум и множество генералов. Кронпринц начал жаловаться господину фон Зууму на скаредность отца и жизнь в вечной кабале. Между тем он поглядывал на короля, и, когда тот ответил на взгляд сына, Фридрих выразительно крикнул: «И все же я люблю тебя!» Затем он снова продолжил свои жалобы, а убедившись, что все их услышали, Фридрих сделал паузу и вдруг бросился на шею отцу, который, пожалуй, только один и догадывался о неискренности сына. «Ладно, хватит, будь только хорошим парнем», — смущенно пробормотал король, в то время как обманутая и растроганная до слез публика начала выкрикивать тосты в честь кронпринца. Это было неслыханно, это была просто невероятная наглость, грязная комедия от начала до конца.

Вечером Фридрих опять сидел рядом с послом фон Зуумом в Табачной коллегии и презрительно разглядывал отца, пившего пиво и ругавшего «чернильные души». Для сына этот табачный парламент (он назвал его по-французски «tabagie») являлся воплощением зла. Надменно разглядывал он грубое мужицкое общество, едва сдерживаясь, наблюдал за хамскими повадками старой прусской военщины. До какой степени иным миром был для него салон королевы, показывают первые стихи, написанные им:

И все же в отношениях между отцом и сыном целый год соблюдалось нечто вроде перемирия. Стороны не стали ближе друг другу, но все же старательно избегали соблазнов пошевелить угли потухавшего костра. Свое 17-летие кронпринц встретил, разработав тайный план. О его исполнении стало известно в августе 1730 г., а пока Фридрих никому об этом плане не рассказывал. Фридрих Вильгельм, со своей стороны, тоже нуждался в мире: королева снова была беременна, и он желал удержать ее от всяких волнений. Он даже не спорил с сыном, устраивавшим скандал за скандалом. Отношения короля со старшей дочерью Вильгельминой тоже вконец испортились после краха проекта «двойной свадьбы». И Фридрих Вильгельм страдал из-за этого несказанно.

28 февраля 1730 г. в три часа пополудни король, приехавший с сыном из Потсдама в берлинский дворец, немедленно отправился в спальню жены. Софья Доротея, беременная уже шестой месяц, держалась за виски и жаловалась на сильные боли в животе. Фридрих Вильгельм начал ее утешать: «Фикхен, отошли этого доктора Шталя; твоим лейб-медиком теперь буду я. Перестань пить крепкий кофе, это никуда не годится! Ты не должна пить ничего, кроме бульона. Тогда и волнение пройдет…» Софья Доротея, послушная жена, скушала большую чашку бульона и скоро почувствовала облегчение. Довольный король походил, держа руки за спиной, перед кроватью жены, присел на краешек, взял жену за руку и сказал: «Фике, ты у меня уже двадцать четыре года. И я желаю сохранить тебя до конца своей жизни. С ребенком Бог пусть делает что хочет, лишь бы он оставил мне тебя». Затем вошли и Фриц с Вильгельминой. Всхлипывая, принцесса бросилась отцу на шею: «Папа снял с меня тягостную немилость! Я прошу своего дорогого папу любить меня по-прежнему». Фридрих Вильгельм погладил дочь по голове и сказал: «Все хорошо, Вильгельмина. Ты навсегда моя любимая дочь». Затем в переднюю подали ужин, и все девять детей сели за стол. Отец ходил от стола к постели жены и обратно, рассказывал анекдоты и смешные истории, громко смеялся и хлопал детей по плечам. Каждое слово и жест короля дышали семейным счастьем. Когда младший ребенок, четырехлетний Генрих начал плакать из-за того, что ему перед сном больше не дают его любимой рыбы, отец сказал старшей дочери: «Вильгельмина, дай ему немножко, пусть успокоится… Пока мама нездорова, заботиться о Генрихе будешь ты…»