Сердце Зверя. Том 3. Синий взгляд Смерти. Полночь - Вера Камша

— Вы ее видите сейчас. Я люблю вас, маршал. Так, как могу любить я. Так, как могу любить только я и только вас. Я хочу, чтобы вы это знали. Я поняла это, когда увидела рядом с вами эту лазоревку… Синичка и коршун. Нелепо.

Смелость украшает женщину не всегда, но Фриде смелость шла. Как и зеленое с золотом платье. Вечером на ней были хранящие целомудрие изумруды, сейчас — крупный жемчуг. Это ожерелье Савиньяк уже расстегивал и с удовольствием бы расстегнул снова.

— Фрида, — Лионель резко поднялся и прошел к окну, — утром мне в любом случае будет неприятно, но вы этого чувства еще можете избежать. Вам показалось, что вы видите руку судьбы. Бергмарк располагает к суевериям.

— Бергмарк располагает к одному. Желанию позабыть о своей участи хотя бы ночью. Я жду ответа, Лионель. Ответа, не поцелуев.

Ночной ветер холодил затылок, заржала лошадь, звякнул полуночный колокол. Фрида ждала, и на ее шее мерцал южный жемчуг. Если б она просто пила вино и улыбалась…

Лионель был бы рад сейчас остаться с женщиной, при условии, что та будет молчать. Или смеяться, петь, болтать о ерунде, просить денег, наконец, лишь бы не любви в самом неподходящем смысле этого слова. Фрида просила, и это было глупо и, наверное, жалко, будь Савиньяк сейчас способен жалеть кого-нибудь, кроме Западной армии.

— Я не верю, что вы меня любите. Фрида. Будь так, все было бы иначе и для вас, и для меня. Нам нравилось быть вместе, не более того. Мы — прежде всего союзники.

— Извольте не решать за меня. — Она резко поднялась. — Я имею обыкновение отвечать за свои слова.

— Тогда прошу вас вспомнить то, что вы сказали, придя в эту комнату впервые.

— Я помню. А еще я помню, что вы говорили о вашей красотке. Она столь чиста, что приходит к вам среди ночи, и столь невинна, что ищет вас в приемной маркграфа. Катарина Ариго могла научить многому. И научила… Манрик это успел оценить, или лазоревка предпочла моего дядюшку Фердинанда? Не желаете вызвать меня на дуэль, защитник девичьей чести?

— Вы — дама. Если девушку приметесь оскорблять вы, мне останется лишь жениться на ней. Простите, мне надо еще написать несколько писем.

— Пишите, но я этой ночи вам не забуду.

— Вы вольны меня возненавидеть, — вежливо согласился Савиньяк, разворачивая карту, — но я вряд ли от этого кого-нибудь полюблю. О том, что у меня нет сердца, мне уже говорили. Это уродство порой мне обходится в немалую сумму…

— Вы были правы, — светским тоном заметила Фрида, — Бергмарк в самом деле располагает к суевериям. И еще к тому, чтобы видеть в графе — короля, в пиве — вино, а в скуке — любовное увлечение. Я пришлю вам на свадьбу лучшего местного пива.

— Благодарю, сударыня. Теперь мне придется сообщить вам о грядущем событии заранее.

На пороге маркграфиня все же слегка задержалась. Правильно, потому что удержать ее Лионелю хотелось. Эта ночь стала бы светлее, не заговори женщина в жемчугах о том, чего не испытывала. Не считать же то, чего она искала, любовью! Впрочем, Фрида не только дочь Рудольфа, но и внучка Алисы, и троюродная племянница Гудрун. Дриксенские принцессы идут к цели напролом, это следовало учесть, новый Анри-Гийом Талигу не нужен…

Ли развернул-таки карту и отметил, куда мог добраться Реддинг, если решил прыгнуть выше головы, на что и была вся надежда. Что понимали в любви Алиса, Фрида, Марианна, Катарина?! Две последние об этом хотя бы не говорили, но баронесса любви все-таки хотела, потому и злилась. Чего искала Катарина, Лионель не представлял, но от желания близости головка у нее порой кружилась. Савиньяк это чувствовал дважды, но Ариго была слишком королева, чтобы признать свою слабость, свою истинную слабость. Вот показать себя в любви они с Росио умели.

Когда, «уступив» Сильвестру, капитан личной королевской охраны граф Савиньяк провел кардинала в зимний сад, он едва не забыл, что сделал это по сговору, и невольно залюбовался достойной Иссерциала сценой.

— Мне показалось, ты увлекся, — сказал он вечером Алве.

— А мне показалось, что увлекся ты, — парировал тот. — Или лишней четвертью часа мы обязаны нескромности Сильвестра?

Тот вечер они завершили еще более нескромно, но кузинам Фарнэби это понравилось, а запертому в летних лагерях Эмилю — нет…

Лионель потянулся и отправился к маркграфу. Вольфганг-Иоганн сперва удивился, потом довольно расхохотался и предложил выпить. Разделявшая одиночество сюзерена черноволосая дама улыбнулась, разлила вино, извинилась и вышла «сменить платье».

Через четверть часа она вернулась с пухленькой блондинкой.

— Ко мне зашла моя подруга. — Черноволосая лукаво посмотрела на гостя. — У нее закончился алый шелк для вышивания… Я ее задержала. Я права?

— О да. — Платье вышивальщицы позволяло оценить высоту груди и нежность кожи. — Что вышивает ваша подруга?

— Леворукого, — захохотал маркграф, — клянусь торосами Агмарена, сегодня она вышивает Леворукого! И будет трудиться до утра.

— О, — прошептала подруга. — О… Я так люблю рукодельничать по ночам.

В покоях фаворитки маркграфа имелось несколько спален, и одна была выдержана в алых тонах. Когда в окне забрезжил рассвет, Савиньяк покинул спящую сном праведницы вышивальщицу, на груди которой уже проступили следы его ночного рвения. Впрочем, собственные плечи маршала тоже украшала обильная «вышивка».

400 год К. С. 10-й день Летних Молний

1

Это была странная мысль — забраться в Старый парк и затащить туда Марианну, но Робер выучился сходить с ума не хуже прочих. Двое рука об руку проскользнули мимо клюющих носом стражников и побежали сквозь ночь к источнику. Эпинэ не представлял, что его подруга столь проворна и столь вынослива. Когда впереди блеснул поймавший ущербный месяц поток, Робер задыхался, а Марианна лишь слегка улыбалась. Иноходец не заметил, когда и где она сбросила туфли и куда делись гребни и шпильки. Волосы женщины лились вторым водопадом, и в них, бросая вызов луне, светлел цветок.

— Куда ты? — Эпинэ удержал возлюбленную у самой воды. — Утонешь.

— Я? — удивилась та, широко раскрывая бездонные глаза. — Никогда… А разве мы не будем купаться?

— В Драконьем источнике? — не поверил своим ушам Робер. — Но это же невозможно!

— Почему? Ведь он зовет. Послушай… Он ждет, он хочет тебя напоить, он тебя помнит, любит и не оставит. Он всегда пребудет с тобою дальним плеском, звездной росою, ароматом полночных лилий, водопада жемчужной пылью, дрожью трав над зеленым плёсом, лунным гребнем в ивовых косах. Будет долгой твоя дорога от порога и до порога, от озерной сини к небесной, от дождя к полуденным песням…

— Марианна! Лэйе Астрапэ, я что, уснул?

— Ты устал… Ты долго уставал, но это проходит! Уже прошло.