Алмазы Цирцеи - Анна Малышева

И, внезапно осекшись, словно устыдившись своей искренности, Александра уже совсем другим тоном добавила:

– Кстати, хотите узнать, почему не кричал бельгийский курьер, в то время как к нему в номер лез убийца? Вас, помнится, интересовал этот вопрос. А я вот сразу догадалась.

– Почему же? – пробормотала Елена. У нее голова шла кругом, не то от обилия свалившейся на нее информации, не то от спертого воздуха мастерской, где в этот яркий майский полдень уже было невыносимо душно от нагретой солнцем крыши.

– Он был с убийцей заодно. Он ждал его, у них была договоренность вскрыть панно еще в номере, а мне подсунуть пустышку. Но в последний момент бельгиец, видно, передумал и не захотел рисковать. Полагаю, была назначена встреча, которая не состоялась, были звонки, на которые курьер не ответил. Тогда обманутый партнер пошел на крайние меры. Ну а бельгиец побоялся шуметь, рыльце-то в пушку! Вероятно, рассчитывал, что они сумеют договориться.

– А на что рассчитываете вы? Прятаться, пока убийцу не поймают? А если он так и не попадется?

Александра не успела ответить. Обе женщины одновременно содрогнулись от резкого скрежещущего звука, раздавшегося со стороны двери. У Елены перехватило дыхание, она услышала, как сердце забилось где-то в ушах, художница сильно переменилась в лице. И вдруг, издав короткий возглас, Александра бросилась к двери и, повернув ключ в замке, открыла ее. В мастерскую с пронзительным отрывистым мяуканьем вбежала тощая черная кошка.

– Ах ты, бродяга! – Александра схватила кошку на руки, и та немедленно вскарабкалась ей на плечо. Устроившись на этом наблюдательном посту, животное недоверчиво наблюдало за Еленой. Ее острая черная мордочка выглядела неописуемо голодной и чрезвычайно смышленой.

– Представьте, последний раз она удрала еще в середине марта и с тех пор даже близко не показывалась. Я оставляла для нее мисочку с молоком в подъезде, но все выпивали крысы, их тут уйма! – Художница, чрезвычайно довольная, гладила свою любимицу, которая тыкалась носом ей в ухо, будто что-то нашептывая, и внезапно, ахнув, воскликнула: – Да она в положении! Вот негодяйка, решила сделать меня бабкой! Да куда тут с котятами! Тем более я уезжаю! Не могу же я остаться здесь, на этом чердаке, где даже замков в двери приличных нет! Он явится среди ночи и зарежет меня, как курицу.

Женщина наклонилась, спустив кошку на пол, прошла в угол комнаты, где была оборудована жалкая кухня. В допотопном холодильнике отыскались какие-то объедки. Кошка все время энергично терлась о ноги хозяйки, мяукая так пронзительно, что под потолком перекатывалось звонкое эхо.

– Ешь! – Александра поставила на пол миску, и оголодавшее животное с утробным урчанием набросилось на еду. – Горе ты мое!

– Как ее зовут? – спросила Елена.

– Никак не соберусь дать ей имя. Все думала, что она у меня не задержится, но вот каждый раз возвращается. А теперь еще с приплодом. Что же делать? Поручить ее кормить тете Мане?

Внезапно зверек перестал есть и, повернув мордочку в сторону приоткрытой двери, насторожился. Елена и сама различила на лестнице приближающийся звук шагов – легких, почти неслышных. Она прижала палец к губам и указала Александре на дверь. Та молниеносно метнулась и заперла ее, успев это сделать до того, как шаги достигли площадки. Обе женщины молча ждали – одна у самой двери, другая поодаль, онемев от ужаса. В голове у Елены проносились обрывки спутанных паникой мыслей. «Так глупо… Среди бела дня… Зачем я отпустила Мишу? Неужели со мной может что-то случиться? А во вторник я собиралась ехать к Артему…»

Шаги остановились за дверью, раздался отрывистый стук по ржавому железу, которым та была обита как изнутри, так и снаружи. Женщины не шелохнулись, зато кошка, выгнув спину дугой, открыла рот и издала беззвучное сипение, прижав уши к затылку. Ее зеленые глаза горели недобрым огнем, Елене показалось, что та вот-вот бросится на дверь с когтями. Стук повторился, затем раздалось негромкое скрипение – будто с той стороны скребли чем-то по железу. И наконец тот, кто стоял снаружи, предпринял попытку протолкнуть что-то в замочную скважину.

«Сейчас он откроет дверь… Почему она не кричит?! Ведь внизу люди, скульптор с друзьями, уборщица… Они могли бы нас услышать…» Но Елена и сама не могла издать ни звука, ее сковало какое-то смертное оцепенение, она едва держалась на ногах, губы стали словно чужие. Можно было схватить телефон, позвонить в милицию или набрать номер Михаила, который, быть может, не уехал еще слишком далеко… Но она понимала, что любая помощь придет слишком поздно, а тот, кто пытается проникнуть в мастерскую, будет здесь через минуту.

Но дверь не открылась. В замочной скважине показался тонкий белый штырек, в котором, когда он почти бесшумно упал на пол, Елена запоздало узнала туго свернутый листок бумаги. Снова послышались шаги, на этот раз удаляющиеся. Как только они стихли, женщины бросились в разные стороны, словно по сигналу. Елена метнулась к окну. Вскарабкавшись на ящик, стоявший перед ним, она открыла створку и, высунув голову, попыталась увидеть, кто выйдет из подъезда. Но тщетно – с этой точки просматривалась только противоположная сторона переулка. Прохожих в этот час было немало, и кто из людей, попавших в поле ее зрения, только что покинул дом, а кто просто шел мимо, понять было невозможно.

Александра, в свою очередь, бросилась подбирать и разворачивать записку. Когда Елена, потерпев неудачу, обернулась, женщина стояла, держа обеими руками развернутый помятый листок, вырванный из блокнота, и шевелила губами, словно стремясь заучить его содержимое наизусть. Хозяйка мансарды подняла глаза, и Елена с изумлением увидела светившуюся в них улыбку.

– Кто это был? – хрипло спросила она.

– Он не подписался, как вы понимаете. Но нетрудно догадаться. Или сам наш герой, или тот, кто ему платит. И вернее даже, второй, если учесть то, что мы с вами остались живы. Смотрите, что он написал!

Александра протянула ей записку, и гостья, все еще нетвердо ступая, подошла и прочитала две короткие строчки. «Есть тема для крупного разговора. Договоримся. Не прячьтесь, нужно увидеться». Ни подписи, ни номера телефона. Она вернула записку художнице, все еще торжествующе улыбающейся.

– Чему вы радуетесь?

– Они ничего не нашли, разве непонятно? И думают, что нашла я. О, теперь они побоятся тронуть меня даже пальцем! Если я погибну, у них не останется шансов, а их и так все меньше. Потому что время и пролитая кровь играют против них.

– Сегодня вызывают для составления фоторобота всех служащих отеля, видевших парня, выдававшего себя за фаната, – припомнила Елена.

– А завтра или послезавтра он не сможет нигде показаться, его сразу сцапают. И они это понимают.

– Кто – они? Кого вы подозреваете?

Александра сунула записку в карман куртки и загадочно покачала головой:

– Никого конкретно и всех, кто имел отношение к двум аукционам, версальскому и брюссельскому. Кто-то что-то пронюхал и тоже пошел по следу, который взяла я.