Камрань, или Последний «Фокстрот» - Юрий Николаевич Крутских

и не мог руководить спасательной операцией. Даже речь давалась ему с трудом. А действовать надо было быстро.

Попытались продуть воздух, чтобы всплыть на поверхность. Бесполезно! Всё равно, что Тихий океан перекачать. Мы ведь не знали, что прочный корпус распорот, словно консервная банка. А прибор показывал: лодка на перископной глубине — семь с половиной метров. Потом выяснилось, что глубиномер заклинило от удара.

Догадались, что лежим на грунте. Из-за сильного крена на правый борт ровно встать не получалось, мы, как обезьяны, ползали по центральному посту, хватаясь за клапаны, торчащие трубки… Кроме меня в третьем отсеке оказалось ещё шестеро. Механик подлодки Валера Зыбин и пять матросов. Трюмный, молоденький, неоперившийся паренёк по фамилии Носков забился в угол и самостоятельно выбраться не мог. Кое-как вытащили за шкирку. Хорошо, что нашли! Отсек-то затапливался, через полчаса вода поднялась до уровня колен. Разве в темноте разберёшь, откуда именно подтекает?

Словом, мы оказались в мышеловке, надо было ноги уносить. И тут мне докладывают: во втором отсеке пожар! Произошло замыкание батарейного автомата, питавшего подлодку от аккумулятора. Представляете, что такое пожар в замкнутом пространстве?

— Даже подумать страшно.

— И правильно. Зрелище не для слабонервных. Но ребята-связисты — молодцы, справились. Командир отсека капитан-лейтенант Сергей Иванов дисциплину держал. У него опыта было даже поболее, чем у меня. Да и по возрасту он старше, за тридцать лет против моих двадцати семи…

Впотьмах, на ощупь мы кое-как присоединили маленькую лампочку к аварийным источникам питания от радиостанции. Хоть какой-то свет! Во втором отсеке находились восемь человек, итого — уже пятнадцать. А дышать-то нечем. Угарного газа наглотались, стоим, покачиваемся, с трудом соображаем.

— Водолазное снаряжение использовали?

— У каждого была „идашка“, индивидуальный дыхательный аппарат ИДА-59, в нём запас воздушной смеси — на полчаса при интенсивной нагрузке. И что мы потом делали бы? Ничего! Некому было бы…

— А что та уцелевшая четвёрка из седьмого отсека?

— Часа два парни боролись за жизнь. Всё делали правильно, пытались выбраться наружу, но не смогли. Лодку ведь так перекособочило, что выходной люк не открылся. Из первого отсека поддерживали с седьмым внутрисудовую телефонную связь, пока там всё не стихло…

Знаете, экипаж считается отличным не только когда точно стреляет торпедами или ракетами, решает другие боевые задачи, но и при умении правильно выйти из сложной ситуации. Горжусь своими парнями, ни в чей адрес не скажу дурного слова. Все действовали достойно. И спасались вместе, без паники, и погибали мужественно…

— Сколько человек было в первом отсеке?

— Одиннадцать. Когда у соседей начался пожар, они загерметизировались. Так положено.

— Но потом впустили?

— Врать не буду, возникли проблемы. Точнее, непродолжительная заминка. Сначала боялись открывать нам. Но этому есть объяснение: там не было офицера. Командир отсека старший лейтенант Соколов погиб, оставшись наверху. В соседнем отсеке — пожар, а в первом — сухо и есть спасательные комплекты…

— Там же находился начштаба бригады?

— Он не в счёт. Говорил вам, что у Владимира Каравекова прихватило сердце, он физически не мог командовать. Когда я оказался в отсеке, Владимир Яковлевич лежал на коечке, бледный, белый, как простыня, и только кивал в ответ на вопросы. Я спросил: „Совсем хреново?“ Он прикрыл глаза…

— Никто в экипаже не задёргался, поняв масштаб бедствия?

— Все держались молодцом, четко выполняли команды. Правда, через какое-то время ребята начали потихоньку сникать. В отсеке стоял жуткий, смертельный холод. А наша семёрка, пришедшая с центрального поста, вдобавок ко всему ещё и вымокла до нитки. Мы же в воде барахтались… У меня потом врачи найдут двухстороннее воспаление лёгких. Помимо шести других диагнозов… Но это было после, а тогда я стал размышлять, как поднять боевой дух. Первым делом вспомнил про верный, испытанный веками способ. Зашёл в свою каюту и достал припрятанную канистру с „шилом“.

— С чем?

— Так на флоте спирт называют. Это все знают — и начальники, и подчинённые.

— Чистый, не разбавленный?

— Очень на это рассчитывал. Оказалось, перед выходом в море кто-то из бойцов побывал в моей каюте. Опечатанная канистра хранилась в запертом сейфе, все пломбы оставались на месте, тем не менее народные умельцы каким-то образом вскрыли замки и разбодяжили спирт в пропорции один к трем. Сделали всё так аккуратно, что я ничего не заметил. Красавцы!

Командую механику: „Наливай каждому по двадцать граммов для согрева“. Зыбин себе и мне плеснул чуть больше. Выпили и с подозрением смотрим друг на друга. Что это было? Явно не спирт, а какая-то бормотуха для барышень! Градусов тридцать от силы. И смех, и грех…

— А с землей связь была?

— Поначалу. В первые несколько часов я переговаривался со спасателями. Когда лодка легла на дно, из первого и седьмого отсеков мы выпустили два сигнальных буя, они всплыли вместе с кабелем и гарнитурой. Внутри лодки тоже была трубка. Так и общались по радио. Сначала подошло спасательное судно „Машук“, потом подтянулись другие. Ближе к полуночи поднялся шторм, и к утру буи сорвало. А потеря связи означает потерю управления. Первый закон…

— Но вы успели доложить обстановку?

— Пару раз переговорил с начальником штаба ТОФ вице-адмиралом Рудольфом Голосовым, которого главком ВМФ Сергей Горшков назначил руководителем спасательной операции. Сам адмирал флота прилетел на следующий день, расположился на борту БПК „Чапаев“. К тому времени все на ушах стояли…

Я сообщил, что для самостоятельного выхода на поверхность нам не хватает десяти спасательных комплектов ИСП-60. Предложил: выпускаю шестнадцать человек, а с оставшимися жду помощи. Но в итоге решили, что рядом с нами на грунт ляжет специальная спасательная лодка „Ленок“, выйдем все вместе, а водолазы переведут нас на „Ленок“.

Третий и четвертый торпедные аппараты на лодках нашего типа обычно использовались для ядерных боеприпасов, но в тот раз они оказались свободны, и это, строго говоря, спасло нас. Иначе не выбрались бы наружу, остались бы там, внутри…

Договорились, что через третий аппарат нам подадут недостающие ИСП-60, мы затопим отсек и будем выбираться по трое. Я — последним, передо мной — Валера Зыбин, механик.

— Словом, надо было набраться терпения и ждать?

— Ну да, алгоритм в общем-то понятный. Ладно, сидим, трясёмся от холода и прислушиваемся. Сутки проходят — никакого движения. Ни водолазов, ни спасательных комплектов. И связи нет. Ещё полдня в неведении. Снаружи по-прежнему тишина. Смотрю, ребята носы повесили… Опять на