Каратель - Иван Тропов

В груди горело, воздуха не хватало. В глазах плыло. Из непонятной мешанины вдруг вылетел ствол, пробив мои руки, ударил в грудь. Я чуть не упал. Повис на березе, обхватив ствол руками.

Все, хватит… Если не сейчас, то потом будет слишком поздно. Мне просто не хватит сил.

Я развернулся. Привалился спиной к дереву. Закрыл глаза.

Теперь можно забыть об этих стволах, выскакивающих прямо передо мной. Забыть о выборе, в какую сторону бежать. Перестать тратить волю на то, чтобы переставлять неподъемные ноги.

Забыть обо всем этом и бросить еще оставшуюся каплю разума и воли на то, чтобы затормозить невидимые жернова, перемалывающие мои мысли… Выдавить ее, собраться с мыслями – и снова дать ей продавить мою защиту. Поддаться ей. Чуть-чуть. Выгадывая на этой уступке еще каплю воли и внимания, которые можно направить в другое место… Чтобы выхватить из памяти подарок Дианы. Вытащить его в сознание – таким же целым и ярким, как в тот миг, когда Диана поделилась этим со мной. И швырнуть в ледяные жернова, рвущие меня. Через них. В ту, что управляет ими, чувствует через них… На, с-сука. Подавись! Жри!!!

Она жадно заползала в любую часть меня, куда ей удавалось пробиться, а сюда я ее пустил. Она вцепилась, еще не разобрав, что это. Заглотила целиком, как голодная рыба червяка.

На миг ее хватка ослабла. Жернова замедлились, уже не рвали меня на части. А через их касание я слышал эхо ее чувств.

Образ не заглох в ней. Он разгорался – все ярче и ярче. Отчетливее даже, чем я смог раздуть его в своих мыслях…

По ее жерновам прошла судорога. Удар тока – тока, жалящего душу. Она все еще касалась меня, но теперь не давила, не влезала, вообще забыла про меня…

Вспышка, взрыва, объятия солнца! – образ все разгорался, все четче.

Просветив насквозь ее чувство превосходства, убивая веру в преданность своих слуг, разметая клочьями уверенность в себе самой…

Подарок Дианы глубоко вошел в нее. Проткнул шкуры ее души, продрался через все то, чем она заставила себя стать, – через уверенность, сквозь жестокость, привычку управлять другими… До самой сердцевины ее души. Туда, где все эти годы оставалась – и останется там навсегда – лишь маленькая, отчаявшаяся девочка.

Уродина, горбунья, косая… Опять ты здесь! Что ж ты лезешь на глаза, когда на душе так хорошо, проклятое отродье…

И смутный образ ее самой – как в двойном зеркале – через глаза того, кто смотрел на нее, когда она подсматривала его мысли, потому что не могла не подсматривать – она даже не знала, что подсматривает, но она бы все отдала за то, чтобы не чувствовать того, как он ее видит, о если бы она могла исчезнуть прямо сейчас, пропасть долой с их глаз, провалиться сквозь землю!

Как в двойном зеркале, смутном, полном жалости и брезгливого отвращения (хруст таракана под тапочкой): девочка в дальнем углу парка, за кустами, сжавшись на траве, отчего горб стал больше, а левое плечо скособочилось еще сильнее, и это уродливое, как куски глины, лицо, огромная шишковатая голова, едва прикрытая реденькими волосиками…

Ее жернова встали, словно в них сунули стальной лом. Ей было не до меня. Она провалилась в прошлое. Свое прошлое, которое хотела забыть, – и кажется, была уверена, что никто, а уж тем более я не могу об этом знать…

Я выскользнул из ее застывшей хватки, вытолкнул ее жернова из себя, выровнял защиту.

В голове стало пусто.

Свежо и ясно, как после суток сна.

Но я знал, что это ненадолго. Надо спешить. Выровнять защиту. А теперь собрать в одно целое все то, что я только что испытал на себе. Уже складывалось, как устроены ее жернова. Я уже начал понимать ее манеру нападать, ее приемы. И ее ухватки, когда она, забравшись под защиту, копалась во мне… Все это в общих чертах сложилось, надо только еще сообразить, как лучше уходить из-под ее жерновов, выскальзывать из ее хватки…

Удар был такой силы, будто это был не ледяной ветер изнутри висков, а мокрым полотенцам врезали по лицу.

Господи, как же она была зла…

Ярость придала ей такие силы, что еще минуту назад она просто размолотила бы меня. В труху, в пыль. В свалку воспоминаний, которые можно рассматривать и тасовать как картинки. В набор ниточек, за которые можно свободно дергать. Всего минуту назад. До того как у меня выдались несколько секунд, чтобы разобраться в своих ощущениях…

Я уклонился. Вывернулся из ее хватки, пропустил жернова мимо себя. Заставил их сшибиться. Она споткнулась о саму себя.

А я отлип от ствола. Внимательно прислушиваясь к себе. К тому, куда целились ее жернова. Она снова раскручивала атаку. И как я ни уворачивался, она что-то задевала и сминала во мне.

Поправляясь, не давая ей вцепиться в меня, я зашагал, потом побежал.

За каждым ее ударом я чувствовал, как клокотала в ней злость. Глубоко же ее зацепил подарочек Дианы. Она даже не пыталась отгораживать от меня свои чувства – нет, она кричала в мой голове.

Я доберусь до тебя, сволочь! Доберусь, выжгу начисто, вычищу, а потом выдрессирую как надо. Ты будешь моим. Будешь делать то, что я захочу. Что угодно! Все, что мне вздумается! Что бы я ни захотела! Все! Будешь любить. Будешь восхищаться.

Подмять мою волю ей не удавалось, но что-то она в меня впихивала. Обрывками, кусками, сгустками своих эмоций.

Рука, подаваемая мне, и мир плывет, склоняясь к ее пальцам, и, дрожа от трепета, касаясь губами ее руки, я поднимаю глаза – чтобы поймать ее взгляд, молясь, чтобы она снизошла до этого взгляда…

Я выдавил из себя ее фантазию, но чувствовал, какое удовольствие доставило ей то, что она воткнула это в меня. Всего на миг, я тут же развеял ее наваждение, но она успокоилась. Снова почувствовала уверенность. Слепая ярость улеглась, атака стала осмысленней.

И, дьявол ее побери, как же быстро она нашла новый прием! Это было не то, к чему я начал привыкать. Куда хитрее, чем ее первые атаки…

Финт удался, она почти схватила меня и прихватила довольно глубоко… Только несильно. Я вывернулся. Чем сложнее маневр, тем тоньше он действует. Пока она была еще слишком далеко от меня. Ей не хватило сил довести дело до конца.

Я бежал, увязая в сырой осенней земле, огибая деревья и отбивая ветки, выскальзывая из ее хватки, и смех вырывался из меня вместе со всхлипами, когда я, задыхаясь, глотал холодный, обжигающий воздух.

Она не могла! Она была достаточно близко, чтобы чувствовать меня, чтобы пытаться схватить меня – боже мой, как же она была сильна… И все же на этом расстоянии она ничего не могла со мной поделать! Ни-че-го! Ни черта!

Догоню.

Ну нет, с-сука. Теперь тебе меня не достать. Не для того я вырвался из твоего логова!

Мне тебя, конечно, тоже не убить. Ближе тридцати шагов мне к тебе не подобраться – скрутишь в бараний рог. Порежешь на ремешки и будешь плести в косички.