Наследница - Екатерина Белова

мастера Ясмин. Его меланхоличная едва различимая усмешка напугала Ясмин до холодного пота. Особенно теперь, когда она осознала интригу, в которой ей отводилась роль глупой мыши.

Айрис — неприступная, как мраморная статуя. На Ясмин она взирала без страха, но с некоторым пренебрежением. Она ведь слышала, как Бересклет просит о помощи, но отвернулась, и теперь Ясмин знала почему. Айрис не считала ее Бересклетом.

Они вышли в сад к лодкам и теперь неловко топтались на луговом пятачке, не занятом цветами.

— Я вернусь уже после обеда, — со смехом сказал Абаль и к потрясению присутствующих чмокнул ее в нос.

Ясмин тут же встряхнулась, отодвинув пережитый ужас и боль, и с улыбкой подергала его за выпавшую из косы прядку. Она и забыла. Время в Чернотайе и в Варде течёт неравномерно. Как правило, группа, уходящая в Чернотайю, возвращалась часа через два, хотя могла пробыть там недели и месяцы. Случай, приключившийся с их группой, был исключением, и никто не мог сказать, с чем это было связано. Может, они нарушили временную петлю, проходя испытания, или попали в место, которое неверно коррелирует с часовым поясом Варды. Но как бы то ни было, Ясмин хотела расставить все точки над «и» прямо сейчас. Она достаточно долго бездействовала, собирая информацию. Пора сделать свой первый ход.

Она стряхнула липкий ужас перед собственным решением, перед Файоном, перед долгом. Но для уверенности взяла Абаля за край рукава. Даже забавно, как мелочи придают человеку сил.

— Айрис, — сказала она с улыбкой. — Ты можешь вернутся из Чернотайи с ростками Бересклета, но в моем доме для тебя не найдётся места.

Глава 19

С Айрис мгновенно слетела вся ее неприступность. Она растерянно моргнула, потом зачем-то оглянулась, словно за ее спиной стояла какая-то другая Айрис.

— Что ты говоришь, Ясмин? Я твоя… Мы дети Бересклета и наше предназначение в славить тотем, мы не должны ссориться по пустякам.

Ясмин, к сожалению, слабо интересовала слава Бересклета. Ей от него никакого толку. Мог бы быть — вот, например, вчера — но не было. С ней едва не случился пустяк. Она равнодушно пожала плечами.

— Мы будем славить тотем по отдельности, — без особой искренности сказала она.

Айрис нахмурилась, налилась клубничной краснотой, сжала в нить губы. Ясмин никогда не видела стадии гнева в такой наглядной последовательности, словно перед ней прокручивали слоу мо. От изящной белизны к бычьей ярости. Ясмин смотрела и очень хотела почувствовать удовлетворение, но чувствовала только приятное безразличие. Абаль обезболил эту ночь. Один только ночной рассказ тянул на антибиотик тяжелого типа. Не то чтобы спас, просто показал, что дно лежит намного ниже, чем отказ в помощи сестре.

— Мой отец дал тебе имя, чтобы ты открыла дорогу детям Бересклета! — глухо сказала Айрис. — Ты не должна вмешивать сюда личные мотивы!

Ясмин улыбнулась. А какие мотивы она должна вмешивать?

— Я полагала… — не дождавшись ответа, снова начала Айрис, но Ясмин ее перебила:

— Ты полагала, что я расчищу дорогу Бересклету, а после самоуничтожусь, чтобы не портить благородный тотем мутной кровью. Но, понимаешься Айрис, что мое, то мое. И все это, — Ясмин безразлично крутанула кистью руки, пытаясь обозначить, как многое здесь принадлежит ей, — мое.

— Никто бы не стал бы выгонять тебя из дома, — раздраженно буркнула Айрис, и Ясмин даже брови подняла от удивления. Звучало это, как милостивое разрешение, адресованное прислуге. — Что за преувеличение! Но ты выполняешь долг перед тотемом, ты связана кровной клятвой с каждым из Бересклетов, поэтому и твоё имущество принадлежит всему тотему. Ведь когда-то и ты жила в доме Бересклета, не принадлежа к нему полностью.

Это было грубо. Заявить о чьей-либо незаконнорождённости в Варде было сродни преступлению. Преступлению самого незаконнорожденного, разумеется. Милая Айрис начала играть по-крупному, и Ясмин сладко улыбнулась. Это было очень хорошо. Это значило, что у Айрис нет других козырей.

— Я выполню свой долг перед Бересклетом, — заявила она сахарным голосом Ясмин. — Но перед тобой, Айрис, у меня нет долга.

Айрис покраснела от смущения или может быть от ярости. Но и виноватой она себя не чувствовала. Она искренне считала, что именно так Ясмин и надлежит поступить — отдать и исчезнуть, отработать, наконец, свою незаконнорождённость. Вполне в духе старых родов, которые рассматривали семью, как ресурс.

— Отец не простит тебя. Если это из-за мастера Взрыва, то с твоей стороны просто низко пользоваться такими уловками, чтобы избавиться от моего присутствия.

Верн с недоумением уставился на Айрис.

— Какими уловками, — уточнил он. — Я тут при чем?

— Что значит при чем? — так же растерялась Айрис. — Ты же… Вы говорили, что… То, что обычно говорят невестам. Я подумала… Я решила, что только из-за Ясмин ты не просишь о помолвке.

Верн выглядел человеком, который очнулся от долгого сна, а ему предъявляют кучу векселей, просроченных акций, и какие-то люди, которых он впервые видит, требуют не то уплаты, не то прилюдного бичевания. Он с недоумением оглянулся.

— Какая, милостивые лилии, помолвка! — с ужасом открестился Верн. Он испуганно шагнул к Ясмин, едва не оттолкнув Айрис, которая оказалась у него на пути. — Ясмин, я дурак, я же просто дурак, я всем это говорю.

Абаль плавно скользнул между ним и Ясмин.

— Не всем, — заметил он. — Я вот впервые слышу, как ты признаешься в дурости.

Верн тут же отмахнулся.

— Да не в этом, ты же знаешь, о чем я. Я всем девчонкам говорю одно и то же, и почему госпожа Айрис решила, что это помолвочная речь, я не знаю. Откуда она вытащила это? Из тьмы