Анатомия любви - Дана Шварц

Он взял со стола крошечный флакон с эликсиром и уставился на него. Когда Хейзел увидела его впервые, он казался золотым, но под другим углом стал практически черным.

– Я обнаружил, что одной капли этого эликсира, – сказал Бичем, – даже сильно разбавленного, довольно, дабы убедиться, что органы и конечности приживутся в новом теле должным образом и без воспалений – знаю, вы этим интересовались. – Он покатал флакончик в пальцах. – Это тот самый флакон, что я предлагал своей жене, Элоизе, перед ее смертью. С тех пор я всегда держу его при себе. Знаете, мисс Синнетт, через сотню лет мысль о женщине-хирурге, вероятно, уже не будет казаться такой абсурдной. И вовсе не абсурдной станет еще через столетие. Вы будете намного более востребованной в грядущих веках, ведь к тому времени вы столькому научитесь, что достигнете совершенства, недоступного тем, кто ограничен одной жизнью. Вот. Возьмите.

Хейзел рефлекторно протянула руку, но затем замерла. Сказать по правде, всего за мгновение до этого она раздумывала, как бы ей схватить флакон и сбежать, но теперь засомневалась.

– Вы так щедро раздаете плоды труда всей вашей жизни?

– Вовсе не щедро, смею вас заверить. Вы всего лишь вторая, кому я когда-либо предлагал этот флакон, и первая, кто, я уверен, найдет ему лучшее применение. Не имеет значения, что вы думаете обо мне сейчас, мисс Синнетт, я знаю, что со временем вы придете к осознанию всей необъятности моих достижений. Трупы лежат в основаниях пирамид, моя дорогая. Любой прогресс требует человеческих жертв. Они были бедны и обездолены. Город уже убил их, я же всего лишь не дал пропасть их телам.

В ушах у Хейзел стоял звон, а сердце бешено колотилось в груди. Она взяла флакон.

– Сколько еще вы здесь пробудете? – спросила она, проводя пальцем по стеклу, которое, казалось, ничуть не нагревается. – Я имею в виду в Эдинбурге. Сколько пройдет времени, прежде чем люди заметят, что вы не стареете?

Бичем снова сделал глоток чая.

– Боюсь, что весьма немного. Наверное, дальше я отправлюсь в Америку. Это огромная страна. В ней одному человеку легко исчезнуть и превратиться в другого. Так, значит, чаю не нужно? А может, чего-нибудь покрепче? Все-таки на дворе Рождество. Думаю, где-то здесь у меня есть бренди отличной выдержки… Да, вот оно. – Из-за кафедры Бичем вытащил бутылку янтарного цвета. Он налил немного себе в чай, а затем плеснул на два пальца в чистый бокал для Хейзел. – Я настаиваю, – заявил он. – Сейчас Рождество.

– Тогда с праздником, – откликнулась Хейзел. Она сделала глоточек, обжегший язык и огнем прокатившийся по горлу прямо в желудок.

Бичем поднял свою чашку.

– За вашу помолвку, – провозгласил он с искоркой в глазах. – Насколько я понимаю, вы недавно обручились. Боюсь, даже до отшельников доходят светские сплетни.

Хейзел покачала головой.

– Забавно, – сказала она. – Полагаю, то, что вы сказали, правда. Лишь потеряв того, кого любишь, обретаешь подлинную свободу.

Наутро после ареста Джека Хейзел проснулась без капли сомнений и страха. Больше ее не пугала жизнь без защиты титула и замка, не пугал гнев матери и разочарование отца. Она готова была стать сельской ведьмой, штопать раны и принимать роды, если придется. Готова была попрошайничать на улицах, работать горничной или плыть на материк. Перемена потрясала – всего лишь искра в мозгу, чудесный разряд электричества, и вот ее жизнь полностью изменилась. Впервые за все семнадцать лет ее жизнь принадлежала лишь ей самой.

Она сожгла не распечатывая все письма, что Бернард передал ей с посыльным после ее отказа. Присланные им белые лилии она швырнула в ручей у стен Хоторндена.

Допив бренди, Хейзел поднялась и поблагодарила доктора Бичема за угощение.

– Удачи в Америке, – сказала она и повернулась к выходу.

– Я искренне надеюсь, что вы примете его, – сказал Бичем. – Я действительно считаю, что мир еще не был готов к вашему появлению. И с радостью буду следить за вашими достижениями в следующем столетии. Наконец-то у меня появится собеседник под стать.

Хейзел обернулась.

– Единственное, что мне нужно от бессмертия, – призналась она, – это узнать, сможет ли оно защитить от повешения.

Бичем вскочил, от изумления раскрыв рот. Затем быстро заморгал и снова уселся на место.

– Да, – сказал спокойно. – Несомненно, бессмертие сильнее сломанной шеи и удушения.

Хейзел кивнула и вышла из класса, оставив Бичема в одиночестве сидеть у огня, в свете которого он был похож не столько на человека, сколько на бесплотного призрака.

В тюрьму не пускали посетителей, но Хейзел сунула фунт в руку стражнику, и тот, кивнув, позволил ей войти.

– Пять минут, – сказал он, уходя.

Приговор вынесли быстро. Совету лордов потребовалось всего лишь четыре часа, чтобы признать Джека Каррера виновным и приговорить к повешению за шею до смерти. За участие в торговле телами доктора Стрейна лишили медицинской лицензии и исключили из Анатомического общества, но вот уже несколько дней толпа на улицах скандировала, что Стрейна тоже нужно повесить.

Хейзел слышала их крики, когда шла по Старому городу, но стоило войти в тюрьму, как толстые каменные стены заглушили все звуки снаружи. Лишь тихие стоны безумцев и раскаявшихся эхом носились по тюремным коридорам, сливаясь с писком крыс. Это были жалобы тех, кто знал, что никто их уже не услышит.

Джек не стал выступать в свою защиту в суде. Он не предлагал никаких оправданий и объяснений. Лучше уж считаться убийцей, чем убийцей и безумцем.

Хейзел думала, что расплачется, увидев его снова, но слез не было. Они все иссякли за последние несколько дней. Ее полностью покинули и печаль, и радость, оставив лишь пустоту и холод.

Хейзел никогда еще не видела Джека настолько изможденным. Он сидел у стены, согнувшись, и катал по полу кубик костей, который у него забыли забрать после суда. Его волосы повисли длинными унылыми прядями, а глаза покраснели от бессонницы.

Увидев ее, Джек встал, подошел к решетке и просунул руки, чтобы взять ее ладони в свои.

– Хейзел, – прошептал он. – Хейзел, любовь моя.

И заправил прядь ее каштановых волос за ухо. Он был так близко, что Хейзел могла разглядеть веснушки на его переносице и ощутить теплое дыхание на своей щеке.

Хейзел что-то держала в кулаке, какой-то крошечный стеклянный флакон. Исходящее от него странное свечение пробивалось сквозь ее пальцы. Джек смотрел не отрываясь. Он внимательно слушал ее объяснения о том, что содержится в этом флаконе и какую силу он может ему дать. Затем тихо задал несколько вопросов. Хейзел ответила.

Она протянула флакон через прутья решетки, и Джек взял его, покатав по ладони.