Городские легенды - Чарльз де Линт

Чародей постучал себя по груди пальцем:

— Джон Уиндл — так зовут меня те, кому известно мое имя.

— А-а.

Легкость, с которой он переходил от речи образованного человека к простым, даже простоватым выражениям, включая упоминание о себе в третьем лице, показалась Венди необычной. С другой стороны, если как следует подумать, в нем вообще нет ничего обычного.

— И что же это такое? — осторожно спросила она.

— Это здесь недалеко.

Венди взглянула на часы. Было около двух, ее смена начнется в четыре, так что времени у нее предостаточно. Однако она не могла избавиться от чувства, что, каким бы интересным человеком ни казался новый знакомый, лучше бы ей не связываться с ним впредь. Во всем, что он говорил, полнейшая бессмыслица противоречиво мешалась с глубоким смыслом, и это ужасно ее смущало.

Не то чтобы она считала его опасным типом. Просто, пока он говорил, ей все время казалось, будто она идет по болоту, где сделай один неверный шаг и сгинешь в трясине на веки вечные. И хотя они были едва знакомы, она не сомневалась, что любой разговор с ним чреват неверными шагами.

— Мне очень жаль, — сказала она, — но у меня совсем нет времени.

— По-моему, ты — единственная из всех людей, кто сможет это что-то если не понять, то по крайней мере оценить.

— Все это, конечно, ужасно интересно, хотя я и не знаю, о чем идет речь, только...

— Ну так пошли, — заявил он.

Он отдал ей тетрадь и встал, бесцеремонно стряхнув с колен Пряника, который, приземлившись на все четыре лапы, возмущенно вякнул. Чародей сгреб песика в охапку, сунул в плетеную корзинку, которая болталась на руле, вывел велосипед из-за скамейки и остановился, поджидая Венди.

Девушка открыла было рот, чтобы возразить, но только пожала плечами. Почему бы и нет, в конце концов? Вид у него и в самом деле нисколько не опасный, надо только все время оставаться на людях.

Она запихнула тетрадку в рюкзак и зашагала за чародеем на юг по дорожке, которая вывела их из парка на лужайку перед зданием городского комитета, откуда плавно нырнула в другой парк, вокруг университета Батлера. Венди хотела было поинтересоваться, как его нога, ведь раньше он прихрамывал, однако теперь он шагал легко и упруго как молодой, и она решила не спрашивать — видимо, падение с велосипеда ему нисколько не повредило.

Они ступили на территорию университета, где свернули с тропы и пошли к библиотеке имени Г. Смизерса прямиком через газон, лавируя между кучками студентов, которые сидели на траве и занимались чем угодно, только не учебой. Поравнявшись с библиотекой, они обогнули ее поросшую плющом стену и оказались за зданием. Там чародей остановился.

— Смотри, — сказал он и сделал рукой жест, охватывающий все пространство позади библиотеки. — Что ты тут видишь?

Перед ними лежала широкая полоса земли, за которой вставали университетские корпуса. Венди, которая и сама здесь училась, сразу их узнала: студенческий центр, факультет естественных наук и общежитие, правда какое именно, она забыла. Их громоздкие, не похожие друг на друга силуэты замыкали пейзаж, над которым, судя по всему, кто-то основательно потрудился. От сирени и боярышника не осталось и воспоминаний, вместо кустов и травы отовсюду торчала жесткая щетина газонного покрытия, комья сырой земли валялись там, где еще совсем недавно росли деревья, а посреди всего этого красовался огромный пень.

С тех пор как Венди в последний раз приходила сюда, прошло лет пятнадцать, не меньше. И как же все изменилось. Картина, которая сохранилась в ее памяти, так разительно отличалась от всего вокруг, что она невольно подумала словами из детского журнала: «Найди десять различий». Раньше, когда она училась в Батлере, здесь был уголок дикого леса, непонятно как уцелевший в зеленом лабиринте тщательно подстриженных газонов и кустарников, которые придавали университету столь живописный вид. Она еще не забыла, как пробиралась сюда украдкой и усаживалась со своей тетрадью на траву, под шатром развесистого...

— Здесь все переменилось, — сказала она медленно. — Кусты выкорчевали и дуб срубили...

Кто-то говорил ей однажды, что этот дуб, — большая редкость, точнее, был большой редкостью. Деревья такой породы — Quercus robur, или дуб европейский обыкновенный, — не растут в Северной Америке; его привезли и посадили здесь четыреста лет тому назад, когда самого Ньюфорда еще в помине не было.

— Как же они могли... просто взять и срубить его?.. — спросила она недоуменно.

Чародей ткнул большим пальцем себе за плечо, в сторону библиотеки.

— Тот человек, который книгами заведует, приказал это сделать: ему не нравилось, что у него в кабинете всегда темно. А еще ему не нравилось, что каждый раз, выглядывая в окно, он упирался взглядом в клочок дикой природы — это противоречило его чувству порядка.

— Главный библиотекарь? — переспросила Венди.

Чародей только плечами пожал.

— Но почему... почему же все молчали? Разве студенты не могли...

В ее время студенты наверняка протестовали бы. Они окружили бы дерево живой цепью, не подпуская никого близко. Они поставили бы палатки и дежурили бы вокруг него день и ночь. Они...

Она снова посмотрела на пень и почувствовала, как ей сдавило грудь, точно ее завернули в мокрые кожи, которые начали засыхать и стягиваться вокруг нее.

— Этот дуб был другом Джона, — сказал чародей. — Последним, который остался в живых. Ему было десять тысяч лет, а люди просто пришли и спилили его.

Венди недоверчиво покосилась на своего спутника. «Десять тысяч лет? А ты, дружок, часом, не обсчитался?»

— Его смерть символична, — продолжал он. — В мире ни у кого нет больше времени рассказывать истории.

— Простите, но я, кажется, не совсем понимаю, — ответила Венди.

Чародей повернулся к ней лицом, его глаза под черной шляпой горели странным огнем.

— Этот дуб был Деревом Сказок, — пояснил он. — Таких деревьев с каждым годом становится все меньше и меньше, так же как и меня. В ветвях этого дуба задерживались истории, которые приносил ветер, и с каждой новой историей он подрастал немного.

— Но ведь истории никуда не делись, — возразила Венди, сама не заметив, как позволила втянуть себя в разговор, суть которого ускользала от нее пока что. — Сегодня за один год печатают больше книг, чем за все предыдущие века, вместе взятые.

Чародей с кислой миной снова ткнул пальцем себе через плечо:

— Ты прямо как он говоришь.

— Но...

— История истории рознь, — перебил он. — Те, которые стоит слушать, меняют твою жизнь навсегда, пусть даже совсем немного, и навсегда остаются с тобой. Они питают не только тебя, но и других, потому что чем чаще ты их рассказываешь, тем лучше тебе самому. А другие истории — просто слова, написанные на листе бумаги.