Особый штаб "Россия" - Иван Ковтун

В конце 1944 г. Смысловский занимался организацией повстанческого движения на территории СССР и подготовкой глубокой агентурной сети, которую можно было бы впоследствии использовать в разведывательных целях. Почти не имея свободного времени, Борис Алексеевич, однако, периодически бывал в Берлине, где продолжал вести переговоры о расширении своих полномочий и создании подразделений для ведения действий партизанского характера. Смысловский сознавал, что Германия войну проиграла, но борьба против большевизма не заканчивалась. Как опытный разведчик, он знал, что «законсервированная» в Советском Союзе агентура может послужить прекрасной гарантией, если он и его подчиненные окажутся в американском или британском плену.

В контексте нашего исследования отдельного внимания заслуживает вопрос об отношении Б. А. Смысловского к Главнокомандующему ВС КОНР генерал-лейтенанту A. A. Власову. Этот вопрос неоднократно рассматривался специалистами и тем не менее, не получил, по мнению авторов, объективного освещения.

Во время войны Смысловский трижды встречался с Власовым. Окончательную оценку бывшему советскому военачальнику Борис Алексеевич сделал уже в эмиграции, в Аргентине, где в серии статей, опубликованных на страницах газеты «Суворовец», нарисовал интеллектуальный и психологический портрет генерала Власова[465]. В этих очерках, не претендовавших на полноту, Смысловский видел «небольшое повествование», рассказывающее, почему он, идя параллельно с Власовым к одной и той же цели, «не соединился с ним, а пошел отдельно»[466].

Первая встреча Бориса Алексеевича с пленным советским генералом произошла в «конце 1942 года в Охотничьем домике вблизи города Н. в Восточной Пруссии», по поручению ОКХ. Встреча проходила недалеко от города Николайкен (Nikolaiken; после войны город вошел в состав Польши и получил название Mikolajki). В ноябре 1942 г. в город из поселка Вороновица (находившегося в 15 км от Винницы, где располагалась Ставка Гитлера «Вервольф») переехал I отдел штаба «Валли», которому, как известно, подчинялся Зондерштаб «Р»[467].

В Вороновице (в бывшей усадьбе брата русского конструктора и изобретателя самолета А. Можайского) также размещался III отдел ОКХ («Иностранные армии Востока») полковника Р. Гелена. Гелен являлся одним из создателей и кураторов особого лагеря ОКХ в Виннице, где содержались взятые в плен советские генералы и полковники, и в том числе A. A. Власов. Смысловский в 1942 г. неоднократно бывал в Виннице, куда он приезжал для отчета о проделанной работе. Скорее всего, встречу с Власовым санкционировало руководство III отдела ОКХ и I отдела штаба «Валли» (причем, как замечает историк С. Г. Чуев, «Валли-I» всегда располагался в непосредственной близости от III отдела ОКХ)[468].

Как вспоминал Борис Алексеевич, встреча с Власовым носила исключительно «секретный и военный характер». Возможно, перед Смысловским ставилась задача еще раз «прощупать» бывшего командующего 2-й Ударной армией на предмет получения дополнительных сведений об РККА. Власов оказался немногословен. Он говорил сухо, кратко, старался больше слушать. Борис Алексеевич так и не нашел с ним общего языка. «Мне чрезвычайно трудно было, — признавался он, — перейти Рубикон не столько русско-немецкий, сколько бело-красный[469].

Давая оценку Власову, Смысловский, конечно, был необъективен, но, вместе с тем, его позиция была обоснованной. Перед ним сидел человек, половину жизни отдавший службе большевистскому режиму. Власов честно отдавал свои знания и навыки советской власти, и она немало ему дала. Каковы были истинные взгляды генерала, Борис Алексеевич мог только предполагать. Поэтому Смысловский серьезно задавался вопросом: «как глубоко сидит во Власове пройденная им коммунистическая школа, и где же начинается его русская душа?»[470]

27 декабря 1942 г. Власов подписал «Смоленское воззвание» — «Обращение Русского комитета к бойцам и командирам Красной армии, ко всему русскому народу и другим народам Советского Союза». Ряд специалистов высказывает мнение, что отказ Смысловского подписаться под этим, а также другими власовскими документами явился предлогом, позволившим гестапо арестовать Регенау в декабре 1943 г. Однако возникает вопрос, почему Борис Алексеевич должен был подписываться под воззванием Власова? Смысловский был полковником вермахта, начальником Зондерштаба «Р» — разведывательной структуры в составе абвера, а Власов — военнопленным, которого долгое время всего лишь использовали органы немецкой пропаганды.

К слову сказать, «Смоленское воззвание» не подписали обер-бургомистр Локотского округа Б. В. Каминский, редактор орловской газеты «Речь» М. Октан, а также другие видные фигуры русского коллаборационизма.

Вторая встреча с Власовым произошла в апреле — мае 1943 г., когда Андрей Андреевич совершил поездку в тыловой район группы армий «Север». На этот раз разговор получился неофициальным и долгим (до четырех часов утра). Власов оказался интересным собеседником, хотя его речь не отличалась изысканностью. «Там, где он не чувствовал себя компетентным, — отмечал Смысловский, — он избегал задерживаться и переходил на другую тему. Зато там, где он считал себя специалистом, он говорил весьма интересно, авторитетно и с большим знанием дела. Чувствовалась хорошая военная и политическая школа, а также навык разбираться в крупных вопросах, в особенности в вопросах организационного характера»[471].

Как подчеркивал Смысловский, Власов был прекрасным знатоком военного дела, общевойсковой тактики и оперативного искусства. Однако ему, считал Борис Алексеевич, не хватало знаний в высшей области военного искусства — в стратегии, а также в вопросах государственного управления и геополитики, имеющих особое значение. Смысловский не раз возвращался к этой мысли в своих работах и остался верен себе до конца. В книге «На заколдованных путях» он сказал о Власове лаконично: «Он был, конечно, хороший солдат, но до своей новой военной и политической роли никак не дорос» (Er war zweifellos ein sehr guter Soldat, aber seiner neuen militärischen und politischen Rolle keinesfalls gewachsen)[472].