Сказка про наследство. Главы 10-15 - Озем

матерчатая утка, кубики, набор Железная дорога, пупс в всамделишных рубашечке и штанишках (его можно было раздевать и мыть), танк с заводным механизмом, фигурки бойцов Красной Армии – знаменосца, барабанщика, командира на лошади, еще металлический самолетик с пропеллером, мячи, обручи, прыгалки, кегли, вертушки и т.д. И это для одного ребенка?! тем более – девочки… Гранит словно с собой соревновался в щедрости. Он хотел быстрее привыкнуть, что у него есть дочь. Вообще, слишком хорошо начиналось. Прав Антон Кулыйкин.

Гранит поступал без всякого расчета, ни на кого не оглядываясь. Честно и откровенно. Только так можно вести себя с дивьими девочками. Опыт уже был! Пусть Лида – не Калинка, и ничуть не похожа на родную мать. Когда отец и дочь, наконец, соединились, абсолютно ясно, что девочка – копия Гранита. Но он сейчас жил с другой женщиной. Майор Решов в официальном браке с Марьяной Елгоковой. И свою жену любил. Как сложились отношения мачехи и падчерицы? Вас сильно поразит.

Привезя дочь, Гранит не подумал о реакции Марьяны – и даже если бы задумался, все равно сделал бы, как решил. Он – глава семьи, мужик – как сейчас понятно выразились бы, совковый вариант мачо. Против опасений (повторим, Гранит не опасался) Марьяна отвечала спокойствием. По нескольким причинам (ясным по размышлению). Бывший хуторской паренек Грицан давно перерезал тылвинскую пуповину и, если честно, от простых смертных он тоже оторвался. Зато опыт и цинизм приобрел. Он и в мыслях не держал повесить на свою жену, красавицу-пианистку, догляд за чужим (не Марьяниным) ребенком. Резонно. Лида слишком внезапно появилась, но Гранит рассудил здраво – к малышке приставили женщину из лагеря в качестве няньки. Марьяну избавили от забот. Подразумевалось, что скоро Лида пойдет в школу и приобретет самостоятельность. Так решил Гранит.

Теперь, что чувствовала Марьяна. Да, ее избавили от забот. А может, не нужно этого делать? Ну, не целиком. Еще совсем молодая, она отказалась ради мужчины от своей мечты – профессиональной музыкальной карьеры. Уехала из Москвы. Переживала всплеск (бульк) любовной лихорадки. Не вняла предостережениям родни. Марьяна все бросила ради Гранита и была счастлива. Но Марьяна – не Калинка, хотя в обоих случаях Гранит выбирал удивительных женщин (а они выбирали его). И жили-то Гранит с Марьяной не в сказочном Пятигорье, под ласковым взором Камы, всегда отличавшей своих дивьих девочек. Супруги Решовы обретались в суровом мире. Рядом с площадкой КМК. Рядом с перенаселенными брезентовыми поселками, с хаотичным самстроем в вырубленной березовой роще – месте будущих Коммуздяков. А еще рядом находилась огороженная проволокой территория лагеря с бараками. В подобном окружении розовые мечты приземлялись жестко. Марьяна не разлюбила Гранита, но чем же ей было заниматься?

В коттедже имелась прислуга – для комнат горничная, для кухни кухарка. Марьяне не надо надрываться над стиркой, глажкой, чинькой, готовкой, уборкой – над всем неблагодарным домашним трудом. А если бы и пришлось – невелик труд-то в семье из двух взрослых людей – подумаешь! ручки немного запачкать. Не то, чтобы в бараке без центрального отопления, водопровода, канализации. Только лампочки привешены и светят. Там жили семьями и шторками отгораживались. Зимой топили железные буржуйки, все равно из-за холода не могли раздеваться. Ходили на двор. Мусор складывали рядом с входом в барак. Страдали от клопов, вшей. И в таких условиях женщины обихаживали детей, мужа. А решовская супруга, выспавшись на перине, вставала поздно, пила кофе, слонялась по коттеджу и выдумывала, как ей скуку избыть. Перебирала гардероб, читала книжки (произведения не соцреализма, а буржуазного упадничества – да что взять с музыкантши!). Наконец, после обеда решалась выйти на улицу прогуляться. В старорежимном смысле совершить променад. Предварительно Марьяна наряжалась. Например, очаровательно скромное платьице – темное, в белый горошек, кружевной белый воротничок, шляпка на уложенных волосах, маленькая кожаная сумочка, перчатки, черные замшевые лодочки. Гранит мог гордиться своей очаровательной женой!

Где же здесь гулять? Как говорится, ни время (любое время суток), ни место для праздных прогулок не предназначены. Но Марьяна выходила проветриться. Чтобы нервы успокоить. Конечно, шла не в сторону зоны расселения. Красивый носик не морщился брезгливо, вдыхая резкие и кислые ароматы скученного человеческого жилья – чада, духоты и сырости, остатков пищи, ношенной одежды, испарений и испражнений. Слух пианистки не услаждал живой шум – голоса, мат-перемат, хохот, визг, детский плач, собачий лай и даже пение. И возле промплощадки тоже лучше не гулять – там пыль столбом от вывороченной лопатами земли, запах конского навоза, цементная взвесь и пр. Безвыходное положение у Марьяны – как у всех, кто не был включен в этот грандиозный процесс. Оставался для прогулок единственный в округе тротуар, проложенный рядом с двухэтажным зданием (резиденцией лагерного начальства), новеньким клубом и несколькими жилыми постройками – так называемыми «культурными бараками» с уборными, умывальниками и спальнями с кроватями (для проживания подчиненных майора Г. Решова). Тротуар был обсажен чахлыми деревцами и декоративным синецветным кустарником. Грациозную фигурку Марьяны провожали недобрые и завистливые взгляды – особенно женские. На площадке строили комбинат вместе с социализмом, рождали и воплощали многие идеи, терпели острую материальную нужду – тотальный дефицит самых необходимых вещей, и для женщин и девушек фантастической мечтой был кусок материи на платье. Подруга первого Прова Сатарова – Наталья Пивых, мать будущего директора КМК Прова Провича – носила штаны и резиновые галоши, коротко стриглась из-за распространения вшей в бараках. Короче, Марьяну не жаловали, едва ли не подвергали остракизму. Среди множества встречных-поперечных отыскался один, с кем получалось беседовать – старичок из лагерной больнички, бывший священник – отец Макарий. Но всякий раз любезничать с ним жена майора не могла – предосудительно это выглядело.

Закончилось тем, что Марьяне смертельно надоело гулять одним и тем же маршрутом. В итоге всех своих предыдущих поступков (и попыток) Марьяна отгородилась от мира. Стала жить словно в коконе редивея. Тонкий, вычурный цветок, как сказал А. Порываев (хотя он не мог симпатизировать жене высокопоставленного чекиста). В изящных туалетах, в декорациях удобного персонального жилья – коттеджа Г. Решова. За его стенами кипела, пузырилась и булькала совершенно другая жизнь – очень конкретная и упрямая. Жизнь проходила мимо Марьяны. Слишком уж она отличалась от окружения. Но это же не ее вина?

От постоянного сидения в четырех стенах она похудела, побледнела. Единственным развлечением остались вечера, когда в коттедже собирался узкий круг гостей. Общественный статус обязывает. Супруги Решовы контактировали с верхушкой здешнего общества – и даже среди этой верхушки первенствовали. Сборная солянка. Люди из разных