Момент - Дуглас Кеннеди

— Что мы и собираемся делать вместе.

— Обещай, что будешь напоминать мне об этом, когда меня начнет заносить.

Голод наконец выгнал нас из постели. Я поставил цыпленка в духовку («Как замечательно, что ты все приготовил», — сказала Петра), потом помог ей разгрузить сумку с продуктами. Я показал Петре место в шкафу, которое освободил для ее вещей. Она привезла всего три комплекта одежды: две юбки, платье в цветочек в стиле хиппи, кожаный и твидовый жакеты. Развешанные на вешалках в шкафу, эти вещи, как и сложенные стопкой на полке два свитера и нижнее белье и расставленные на полочках в ванной туалетные принадлежности, вызвали у меня умиление. Она обустраивалась в моем доме. И это было многообещающее начало нашей истории.

За ужином в тот вечер она сказала:

— А теперь вопрос, который я еще никогда в своей жизни не задавала ни одному мужчине: где ты научился правильно жарить цыпленка?

— Этому обучен каждый американский мальчишка. Мой отец, хотя и был безнадежно пьющим рекламщиком, умел довольно прилично готовить.

— А твоя мать?

— На кухне она была настоящей принцессой. Ее отец-ювелир мог себе позволить держать дома прислугу, да иначе и быть не могло, поскольку моя бабушка умела лишь играть в канасту, жаловаться на жизнь и убеждать мою мать в том, что она — бесценное сокровище.

— И твоя мать ей верила?

— Абсолютно, что во многом и обернулось для нее трагедией. Она училась в правильных школах. Была образованной и отнюдь не глупой. Но в знак протеста она вышла замуж не за того парня, а потом его же возненавидела за то, что мы жили, в ее понимании, несоответственно ее статусу… хотя мне неловко говорить об этом тебе, зная, как вам жилось в Восточном Берлине.

— Не пытайся затушевать мрачные стороны своего детства только потому, что они не дотягивают до предполагаемых ужасов жизни в ГДР. Я знала людей, у которых было замечательное детство в этой стране. Я знала людей, которые там были несчастны. Благородство, жестокость, счастье, несчастье… это всё краски из палитры человеческих эмоций, и они не знают границ, не так ли? Главное — какого человека сформировало в тебе детство. Вырос ли ты озлобленным на весь мир или способен противостоять его вызовам? Веришь ли ты в то, что заслуживаешь счастья, или втайне вынашиваешь планы мести? Если твое детство было трудным, безрадостным…

— Я все равно верю в возможность счастья.

Она взяла мою руку, и наши пальцы сплелись.

— Я тоже… или, по крайней мере, верю теперь, когда ты вошел в мою жизнь.

— Вошел в мою жизнь. Как хорошо ты сказала.

— И правильно по сути. Собственно, жизнь так устроена, и в ней случаются перемены. Представь, что ты идешь по жизни — день за днем, работа, рутина, все привычно. Ты думаешь, что ничего уже не произойдет. И вот однажды ты заходишь в чей-то кабинет, и там — ты. Знаешь, наверное, самое трудное для меня было в том, что я не знала, чувствуешь ли ты то же самое, что почувствовала в тот момент я.

— Ты хочешь сказать, что тоже поняла это сразу?

— Только не делай удивленное лицо.

— Но я действительно удивлен. Ты казалась такой сдержанной, такой далекой.

— Это потому, что я была слишком взволнована, боялась, что этого не случится или что я просто сбегу от страха, не веря в возможность счастья… что, разумеется, и сделала тогда, в ресторане.

— Но ты же вернулась. Ты выбрала счастье.

— А теперь, — прошептала она, — давай вернемся в спальню.

Мы никак не могли насытиться друг другом. Это было какое-то помешательство, полное физическое слияние тел, в котором отражалось такое же полное слияние душ. Наверное, это и есть настоящая любовь.

В ту ночь мы уснули рано. Когда я проснулся утром, вся посуда уже была перемыта, на столе сервирован завтрак, а из «Виктролы» лились звуки джаза в исполнении Билла Эванса.

— Тебе не нужно было все это делать, — позевывая, сказал я, подходя к столу и чмокая Петру утренним поцелуем.

— Нет, нужно, и сегодня я намерена заскочить к себе и захватить кое-какие пластинки. Так что завтра ты уже проснешься под Stop Making Sense[78].

Мы поговорили о планах на день. Петра пожаловалась, что ей предстоит очень длинный и нудный перевод статьи о Генрихе Бёлле:

— Замечательный писатель, но стараниями этого ученого сухаря-англичанина, автора статьи, «Потерянная честь Катарины Блюм» воспринимается как семь кругов ада…

— Интересный выбор темы для обсуждения на «Радио „Свобода“», если учесть, как хлестко эта вещь критикует Бундесрепублик, особенно работу спецслужб.

— Думаю, именно поэтому очерк и взяли на передачу, чтобы продемонстрировать, как вы на Западе… — Она вдруг спохватилась и поморщилась. — Мы на Западе, — исправилась она.

— Не смущайся. В конце концов, ты здесь в ссылке. А значит…

— Может, когда-нибудь я и приживусь здесь.

— Или где-нибудь еще.

— Как ты думаешь, мне понравится Америка? Я смогу соответствовать?

— Знаешь, будь я родом из какого-нибудь городка в Индиане или Небраске, думаю, для тебя это был бы культурный шок. Но ты и Манхэттен? Это будет любовь с первого взгляда.

— Я обожаю твою уверенность во всем, Томас.

— Я увезу тебя на Манхэттен.

— А сегодня мы можем уехать?

— Не вопрос.

— И ты готов… прямо сейчас?

— Скажи только слово — и я сейчас же сажусь на телефон и нахожу два билета на самолет.

— Я в полном замешательстве.

— Но почему?

— Потому что даже при большом желании я не могу вот так запросто покинуть Берлин. Мой контракт с «Радио „Свобода“» действует еще по меньшей мере год. Эту работу нашел для меня государственный департамент, который занимается интеграцией граждан ГДР в Бундесрепублик. И они же помогли мне с комнатой, выплатили три тысячи марок — целое состояния для меня, — чтобы я могла купить одежду, постельное белье и кухонную утварь. В общем, чтобы облегчить мне переезд на новое место. Разорвать сейчас контракт… это было бы неблагодарностью с моей стороны, ты не находишь?

— Да на самом деле им плевать. Но, послушай, моя книга требует, чтобы я пожил здесь хотя бы несколько месяцев, так что я могу остаться в Берлине столько, сколько тебе понадобится. И если Манхэттен подождет…

— Но не очень долго, — сказала она, целуя меня. Потом, взявшись убирать со стола, добавила: — Сейчас разделаюсь с этим и побегу на работу.

— Иди и занимайся тем, чем должна заниматься. Об остальном позабочусь я.

— Мужчина, который покупает продукты, готовит, да еще и моет посуду?..