Синие дали - Александр Павлович Беляев

Тихона. Он смело ел из миски, когда Тихон держал ее в руках, и позволял старику гладить себя. А если случалось Тихону задерживаться день или два на охоте, то лебедь всегда встречал его приход радостным криком.

Привык и Тихон к своему питомцу. Он заботливо кормил его, каждый день менял у него подстилку из сена и все хотел научить птицу отзываться на кличку Белый. Но птица, хотя и стала со временем настораживаться и поднимать голову при этом слове, до конца все же так и не поняла, чего от нее хочет хозяин.

Лебедь, вообще, неплохо уживался со всеми обитателями избы. Он подружился с лохматой лайкой Пушком и никогда не ссорился с курами, которых Марья в самые лютые морозы запускала на ночь из хлева в избу. Не любил он саму Марью, всегда на нее шипел, а если представлялся случай, то и щипался. И еще был у него один недруг.

Однажды Тихон принес в дом котенка. Котенок был хорошенький, пушистый, он забавно играл на руках у старика. Увидев лебедя, котенок сначала испугался, но потом, осмелев, подскочил вдруг к нему сзади и уцепился лапой за перья хвоста. Белый, зорко наблюдавший за ним, мгновенно повернулся и с такой силой стукнул его клювом по голове, что котенок, жалобно запищав, опрометью бросился под печку и не вылезал оттуда целый день.

Видя все это, Тихон рассердился на птицу.

— Ты что же это взъерепенился так? — грозно крикнул он лебедю. — Ишь какая недотрога! И поиграть с ним нельзя! Кот ведь тоже существо умное, и тут к делу приставлен, мышей ловить, а ты его бьешь.

Белый внимательно посмотрел на старика, но от печки не отошел и зашипел еще злее. С котенком он так и не подружился.

Прошла зима. И вот как-то раз, ясным солнечным днем, Тихон впервые выпустил лебедя во двор. Лебедь призывно крикнул и с силой взмахнул крыльями. Он не взлетел, но встряхнулся, видно, с наслаждением, привстав на крепких ногах и вытянув, как при полете, шею. Как прекрасен был он в этот момент: большой, белоснежный, величественный. Старик залюбовался им.

Начались весенние оттепели. Все чаще небо становилось голубым, заблестело солнышко. С крыш и еловых лап упали первые капли. На дорогах появились лужицы талой воды.

Теперь Марья каждый день напоминала Тихону:

— Пора в город. Опоздаешь. Там подождут-подождут да купят такое-то добро у кого-нибудь другого, — ворчала она.

Тихон в ответ покорно кивал головой, приговаривая:

— Как утки прилетят, так и поеду. А пока еще холодно. Птица по дороге замерзнуть может.

Но Марья не унималась. Особенно заторопила она Тихона, когда из города пришло второе письмо.

Все тот же незнакомый сотрудник музея писал:

«Уважаемый Тихон Савельевич!

Еще в начале зимы просили мы Вас продать нам для музея Вашего лебедя, но до сих пор не получили на свою просьбу никакого ответа. В чем дело? Сообщите, пожалуйста, можем ли мы на него рассчитывать».

Прочитав письмо, Тихон ласково погладил лебедя по спине. Белый важно закачался, доверчиво посмотрев на хозяина черными как угольки глазами.

— В город надо ехать, — сказал ему Тихон и вздохнул, — житья старуха не дает. — И пошел к озеру посмотреть, не прилетели ли утки.

А в лесу вовсю уже хозяйничала весна.

Теплый ветер быстро сгонял снег, обнажая вокруг деревьев землю.

Тихон вышел к берегу озера, но уток пока что не было видно. Он решил подождать еще неделю, а когда потом через неделю отправился на берег снова, еще издали услышал гусиный гомон и шум поднимающихся в воздух утиных пар.

Старик пробрался через кусты к воде, взглянул на озеро — и не узнал его, так изменилось оно за это время.

Тепло лед съело почти совсем. Вода, спокойная и гладкая, блестела и искрилась на солнце, отражая, как в зеркале, голубое небо, белые кудрявые облака, спокойно плывущие в вышине, и голые ветки деревьев.

Дорога в город подсохла. Можно было отправляться в путь.

Домой Тихон вернулся в самом хорошем настроении. Весна, тепло, яркое, ласковое солнышко — все это немало веселило душу, ободряло, вливало новые силы.

— Собирай, Марья, в дорогу, — сказал он жене. — Председатель колхоза дал лошадь, и надо ехать. Если сегодня тронусь, суток через двое буду в городе. — Он подманил к себе лебедя и ласково проговорил: — Пришла пора расстаться нам с тобой. Все, зиме конец, и на дворе тепло уже, как летом. Поедем в город.

Лебедь вопросительно посмотрел на хозяина.

— В дорогу, да-да, — повторил Тихон. — Нечего тебе здесь в углу сидеть. Понимаешь?

Он подхватил птицу на руки, посадил ее в корзину и вынес на телегу. Потом полез на чердак, достал из укромного места припрятанные от старухи горностаевые шкурки и тронулся в путь.

За ним увязалась собака. Тихон сначала хотел было ее прогнать, но потом пожалел пса и даже сам позвал с собой.

Телега быстро катилась по мягкой, наезженной колее. Они миновали падь, перебрались через болото и выехали на берег. Почуяв свежий сырой воздух и близость воды, лебедь в корзине заволновался: забился, закричал.

Тихон вспомнил о письме из города и усмехнулся.

«Ничего я им не привезу, — весело подумал он. — Скажу, что «экземпляр» улетел. Улетел, да и все! Ловите, мол, сами. А нет, так покупайте у кого-нибудь другого. Не убивать же мне и впрямь Белого? А старуха, глупая, тоже поверила, будто я его и в самом деле на чучело продам. Обновку ей захотелось. Сдам вот горностаев и куплю, что надо. А Белый жить будет! Летать будет! Зря я что ли всю зиму за ним, как за дитем, ходил?»

Он остановил лошадь, снял с телеги корзину, отнес ее в кусты, открыл и отошел в сторону.

Увидев над собой небо, лебедь сейчас же высунулся наружу. Осмотрелся по сторонам и проворно выскочил на песок. Радостно крикнув несколько раз, он, переваливаясь из стороны в сторону, быстрым шагом побежал прямо к воде и, едва коснувшись ее грудью, взмахнул мощными крыльями. Шея у него вытянулась, сам он весь подался вперед и вдруг взлетел.

Собака с лаем бросилась за ним, но Белый был уже в воздухе. Плавно махая крыльями, он с каждой минутой все увереннее поднимался над лесом. Видя все это, Тихон помахал вслед ему шапкой. Лебедь в вышине сделал круг и, рассекая воздух, со свистом пронесся над озером. Громкое ячканье его донеслось до ушей охотника.

— Лети, милый! — крикнул Тихон ему на прощанье. — Лети выше! А худо будет — прилетай к нам обратно.